Сквозь раздавшихся бояр и дворян двинулся крестный ход. Патриарх, поддерживаемый дьяконами, поклонился царям, прося их взять, по обычаю, образ Казанской владычицы и идти на Красную площадь к Казанскому собору. Московский митрополит поднес образ Ивану. Царь ущипнул редкую бородку, оглянулся на Софью. Она, не шевелясь, как истукан, глядела на луч в слюдяном окошечке...
- Не донесу я, - сказал Иван кротко, - уроню...
Тогда митрополит мимо Петра поднес образ Софье. Руки ее, тяжелые от перстней, разнялись и взяли образ плотно, хищно. Не переставая глядеть на луч, она сошла со скамеечки. Василий Васильевич, Федор Шакловитый, Иван Милославский, - все в собольих шубах, - тотчас придвинулись к правительнице. В соборе стало тихо.
- Отдай... (Все услышали, - сказал кто-то невнятно и глухо.) Отдай... (Уж громче, ненавистнее.) - И, когда стали глядеть на Петра, поняли, что - он... Лицо - багровое, взором крутит, как филин, схватился за витой золотой столбик шатра, и шатер ходил ходуном...
Но Софья лишь чуть приостановилась, не оборачиваясь, не тревожась. На весь собор, отрывисто, по-подлому, Петр проговорил:
- Иван не идет, я пойду... Ты иди к себе... Отдай икону... Это - не женское дело... Я не позволю...
Подняв глаза, сладко, будто не от мира сего, Софья молвила:
- Певчие, пойте великий выход...
И, спустясь, медленно пошла вдоль рядов бояр, низенькая и пышная. Петр глядел ей вслед, длинно вытянув шею. (Бояре - в платочек: смех и грех.) Иван, осторожно сходя вслед сестре, прошептал:
- Полно, Петруша, помирись ты с ней... Что ссоритесь, что делите...
12
Шакловитый, подавшись вперед на стуле, пристально глядел на Василия Васильевича. Сильвестр Медведев в малиновой шелковой рясе, осторожно беря и покусывая холеную воронова крыла бороду, тоже глядел на Голицына. В спальне на столе горела одна свеча. Страусовые перья над балдахином кровати бросали тени через весь потолок, где кони с крыльями, летучие младенцы и голоногие девки венчали героя с лицом Василия Васильевича. Сам Василий Васильевич лежал на лавке, на медвежьих шкурах. Его знобила лихорадка, подхваченная еще в крымском походе. Кутался по самый нос в беличий тулупчик, руки засунул в рукава.
- Нет, - проговорил он после долгого ожидания, - не могу я слушать эти речи... Бог дал жизнь, один бог у него и отнимет...
Шакловитый с досадой ударил себя шапкой по колену, оглянулся на Медведева. Тот не задумался:
- Сказано: "Пошлю мстителя", - сие разуметь так: не богом отнимается жизнь, но по его воле рукой человека...
- В храме орет, как в кабаке, - горячо подхватил Шакловитый. - Софья Алексеевна до сих пор не опомнится, - как напу-жал... Выходили волчонка, - ему лихое дело начать... Ждите его на Москве с потешными, тысячи три их, если не более. Жеребцы стоялые... Так я говорю, Сильвестр?
- Ждите от него разорения людям и уязвления православной церкви и крови пролитой - потоки... Когда гороскоп его составлял, - волосы у меня торчком поднялись, слова-то, цифры, линии - кровью набухали... Ей-ей... Давно сказано: ждите сего гороскопа...
Василий Васильевич приподнялся на локте, бледный, землистый.
- Ты не врешь, поп? (Сильвестр потряс наперсным крестом.) Про что говоришь-то?
- Давно мы ждали этого гороскопа, - повторил Медведев до того странно, что у Василия Васильевича лихорадка морозом подрала по хребту. Шакловитый вскочил, загремев серебряными цепочками, подхватил саблю и шапку под мышку.
- Поздно будет, Василий Васильевич... Смотри - торчать нашим головам на кольях... Медлишь, робеешь, - и нам руки связал...
Закрывая глаза, Василий Васильевич проговорил:
- Я вам руки не связываю...
Больше от него не добились ни слова. Шакловитый ушел, за окном было слышно, - бешено пустил коня в ворота. Медведев, подсев к изголовью, заговорил о патриархе Иоакиме: двуличен-де, глуп, слаб.
