Петр Первый. Книга 1. Страница 082
По руке скользнули холодные Веркины губы. В серых сумерках стала чудиться голая спина Ваньки, скручены посиневшие руки, мелькнуло лезвие, вздулись и опали у него лопатки, на месте головы - пузырь кровавый... Не невежничай!.. Софья сдержанно передохнула.
Послом из Троицы едет Троекуров. Две недели назад его же она посылала из Кремля к Петру, - вернулся, ни о чем не договорившись. Софья тогда же в сердцах не допустила его к руке. Оскорбился или струсил? Боярин ума гораздо среднего, только что страшен видом. Софья спустила с постели полные ноги, одернула подол над бархатными башмаками.
- Верка, подай ларец...
Верка поставила на перину окованный ларец, к углу его прилепила восковую свечечку, долго, - так что Софьины плечи опять сотряслись досадой, - чиркала огнивом... Завонял трут, зажгла бумажку, зажгла свечу, и над огоньком склонилась Софья, обирая со щеки падающие волосы. Перечитывала грамоту больного брата, царя Ивана, - писал он Петру, чтоб помирились, не надо-де больше крови, умолял патриарха о милосердной помощи: подвинуть к любви ожесточенные сердца Петра и Софьи.
Читая, усмехнулась недобро. Но, все равно, - придется пройти и через это унижение. Лишь бы выманить волчонка из Троицы... Задумалась она так крепко, что не слышала, как въехали в ворота. Когда в сенях густой голос Троекурова спросил о ней, Софья схватила с кровати черный плат, накинула на голову и встретила князя стоя. Он, влезши боком в узкую дверь, поклонился - пальцами до полу, выпрямился - медный лицом, высокий до потолка, глаза в тени, только большой нос блестел от огонька свечечки... Софья спросила о здоровье царя и царицы. Троекуров прогудел, что, слава богу, все здоровы. Провел по бороде, скребанул подбородок и так и не спросил о Софьином здоровье. Поняв, она похолодела. И надо бы ей сесть, не унижаться еще дальше, и не села. Сказала:
- Ночевать хочу в лавре, здесь мне голодно, неприютно. - И все силилась проглянуть сквозь тени в его глаза. Гордость ее стонала от того, что ведь вот - боится она, правительница, этого дурака в трех шубах, и от бабьего, забытого страха голова уходит в плечи. Троекуров проговорил:
- Без охраны, без войска напрасно к нам затеяла ехать, царевна... Дороги опасны...
- Не мне бояться: войск у меня поболее, чем у вас...
- Да что в них толку-то...
- Оттого и еду без охраны, - не хочу крови, хочу мира...
- Про какую, царевна, кровь говоришь, крови не будет... Разве вор, бунтовщик Федька Шакловитый с товарищи крови-то все еще жаждут, так мы их и разыщем за это...
- Ты зачем приехал? - сдавленно крикнула Софья... (Он потянул из кармана свиток с красной на шнуре печатью.) - Указ привез? Верка, возьми указ у боярина... А мой указ будет такой: вели лошадей впрячь, ночевать хочу в лавре...
Отстранив Веркину руку, Троекуров развернул свиток и не спеша, торжественно стал выговаривать:
- Указом царя и великого князя всея Великие и Малые и Белые России самодержца велено тебе, не мешкав, вернуться в Москву и там ждать его государевой воли, как он, государь, насчет тебя скажет...
- Пес! - Софья выхватила у него свиток, смяла, швырнула... Черный плат упал с ее головы. - Вернусь со всеми полками, твоя голова первая полетит...
Троекуров, кряхтя, нагнулся, поднял указ и, будто Софья и не бесновалась перед ним, окончил сурово:
- А буди настаивать станешь, рваться в лавру, - велено поступить с тобой нечестно... Так-то!..
Софья подняла руки, ногтями впилась в затылок и с размаху упала на постель. Троекуров осторожно положил указ на край лавки, опять поскреб в бороде, думая, - как же ему, послу, в сем случае поступить: кланяться или не кланяться? Покосился на Софью, - лежала ничком, как у мертвой торчали из-под юбки ноги в бархатных башмаках. Медленно надел шапку и вытиснулся в дверь без поклона.
Послом из Троицы едет Троекуров. Две недели назад его же она посылала из Кремля к Петру, - вернулся, ни о чем не договорившись. Софья тогда же в сердцах не допустила его к руке. Оскорбился или струсил? Боярин ума гораздо среднего, только что страшен видом. Софья спустила с постели полные ноги, одернула подол над бархатными башмаками.
- Верка, подай ларец...
Верка поставила на перину окованный ларец, к углу его прилепила восковую свечечку, долго, - так что Софьины плечи опять сотряслись досадой, - чиркала огнивом... Завонял трут, зажгла бумажку, зажгла свечу, и над огоньком склонилась Софья, обирая со щеки падающие волосы. Перечитывала грамоту больного брата, царя Ивана, - писал он Петру, чтоб помирились, не надо-де больше крови, умолял патриарха о милосердной помощи: подвинуть к любви ожесточенные сердца Петра и Софьи.
Читая, усмехнулась недобро. Но, все равно, - придется пройти и через это унижение. Лишь бы выманить волчонка из Троицы... Задумалась она так крепко, что не слышала, как въехали в ворота. Когда в сенях густой голос Троекурова спросил о ней, Софья схватила с кровати черный плат, накинула на голову и встретила князя стоя. Он, влезши боком в узкую дверь, поклонился - пальцами до полу, выпрямился - медный лицом, высокий до потолка, глаза в тени, только большой нос блестел от огонька свечечки... Софья спросила о здоровье царя и царицы. Троекуров прогудел, что, слава богу, все здоровы. Провел по бороде, скребанул подбородок и так и не спросил о Софьином здоровье. Поняв, она похолодела. И надо бы ей сесть, не унижаться еще дальше, и не села. Сказала:
- Ночевать хочу в лавре, здесь мне голодно, неприютно. - И все силилась проглянуть сквозь тени в его глаза. Гордость ее стонала от того, что ведь вот - боится она, правительница, этого дурака в трех шубах, и от бабьего, забытого страха голова уходит в плечи. Троекуров проговорил:
- Без охраны, без войска напрасно к нам затеяла ехать, царевна... Дороги опасны...
- Не мне бояться: войск у меня поболее, чем у вас...
- Да что в них толку-то...
- Оттого и еду без охраны, - не хочу крови, хочу мира...
- Про какую, царевна, кровь говоришь, крови не будет... Разве вор, бунтовщик Федька Шакловитый с товарищи крови-то все еще жаждут, так мы их и разыщем за это...
- Ты зачем приехал? - сдавленно крикнула Софья... (Он потянул из кармана свиток с красной на шнуре печатью.) - Указ привез? Верка, возьми указ у боярина... А мой указ будет такой: вели лошадей впрячь, ночевать хочу в лавре...
Отстранив Веркину руку, Троекуров развернул свиток и не спеша, торжественно стал выговаривать:
- Указом царя и великого князя всея Великие и Малые и Белые России самодержца велено тебе, не мешкав, вернуться в Москву и там ждать его государевой воли, как он, государь, насчет тебя скажет...
- Пес! - Софья выхватила у него свиток, смяла, швырнула... Черный плат упал с ее головы. - Вернусь со всеми полками, твоя голова первая полетит...
Троекуров, кряхтя, нагнулся, поднял указ и, будто Софья и не бесновалась перед ним, окончил сурово:
- А буди настаивать станешь, рваться в лавру, - велено поступить с тобой нечестно... Так-то!..
Софья подняла руки, ногтями впилась в затылок и с размаху упала на постель. Троекуров осторожно положил указ на край лавки, опять поскреб в бороде, думая, - как же ему, послу, в сем случае поступить: кланяться или не кланяться? Покосился на Софью, - лежала ничком, как у мертвой торчали из-под юбки ноги в бархатных башмаках. Медленно надел шапку и вытиснулся в дверь без поклона.