Петр Первый. Книга 1. Страница 125
Про колодников забыли. Острожный сторож водил их каждое утро, забитых в колодки, на базар просить милостыню. Тем питались да еще кормили и сторожа. И вот негаданно - вместо Сибири - на оружейный завод Льва Кирилловича. Все-таки ноздри останутся целы.
...............................................................
Цыган сказал про себя так, как учил его Жемов. Из острога их в колодках погнали за город на реку Упу, где по берегу стояли низкие кирпичные постройки, обнесенные тыном, и в отведенной из реки канаве скрипели колеса водяных мельниц. Было студено, с севера волоклись тучи. У глинистого берега толпа острожников выгружала со стругов дрова, чугун и руду. Кругом - пни да оголенные кусты, омертвевшие поля. Осенний ветер. Тоской горел единый глаз у Цыгана, когда подходили к окованным воротам, где стояли сторожа с бердышами... Мало того, что и били, и гоняли, как дикого зверя по земле, душу вытряхивали, - мало им этого!.. Работай на них, работай... Сдохнуть не дают...
Ввели в ворота на черный, заваленный железом двор... Грохот, визг пилы, стукотня молотков. Сквозь закопченные двери видно - летят искры из горна, там - люди, голые по пояс, размахиваясь кругом, куют полосу, там - многопудовый молот от мельничного колеса падает на болванку, и брызжет нагар в кожаные фартуки, там у верстаков - слесаря... Из ворот по доскам на крышу приземистой печи тянутся тачки с углем, огонь и черный дым выбрасываются из домны. Жемов толкал локтем Цыгана:
- Узнают они Кузьму Жемова...
В стороне от кузниц в опрятном кирпичном домике в окно глядело розовое, как после бани, бритое лицо в колпаке. Это был управляющий заводом - немец Клейст. Он постучал о стекло табачной трубкой. Сторож торопливо подвел Жемова и Цыгана, объяснил - кто они и откуда. Клейст поднял нижнюю часть окошечка, высунулся, поджав губы. Колпачная кисточка качалась впереди полного лица. Цыган с враждой, со страхом глядел на кисточку... "Ох, душегуб!" - подумал.
Позади Клейста на чистом столе стояла жареная говядина, румяные хлебцы и золоченая чашка с кофеем. Приятный дымок от трубки полз в окно. Глаза его, бездушные, как лед, проникали в самое нутро русское. Достаточно оглядев обоих колодников, проговорил медленно:
- Кто обманывает - тому плёхо. Присылают негодных мужикофф, свинячьих детей... Ничего не умеют - о, сволочь. Ты добрый кузнец - хорошо... Но если обманываешь - я могу повесить... (Постучал трубкой о подоконник.) Да, повесить я тоже могу, мне дан закон... Сторож, отведи дуракофф под замок...
По дороге сторож сказал им вразумительно:
- То-то, ребята, с ним надо сторожко... Чуть упущение, проспал али поленился, он без пощады.
- Не рот разевать пришли! - сказал Жемов. - Мы еще и немца вашего поучим...
- А вы кто будете-то? Слышно - воры-разбойнички? За что вас, собственно?
- Мы, божия душа, с этим кривым в раскол пробирались на святую жизнь, да черт попутал...
- А, ну это другое дело, - ответил сторож, отмыкая замок на низенькой двери. - У нас порядки, чтобы знать, вот какие... Идите, я свечу вздую... (Спустились в подклеть. Лучики света сквозь дырки железного фонаря ползуче осветили нары, дощатые столы, закопченную печь, на веревках - лохмотья.) Вот какие порядки... Утром в четыре часа я бью в барабан, - молитва и - на работу. В семь - барабан, - завтракать, - полчаса... Часы при мне, видел? (Вытащил медные, с хорошую репу, часы, показал.) Опять, значит, на работу. В полдень - обед и час спать. В семь ужин - полчаса и в десять - шабаш...
- А не надрываются? - спросил Цыган.
- Которые, конечно, не без этого. Да ведь, милый, - каторга: кабы ты не воровал, на печи бы лежал, дома... Есть у нас пятнадцать человек с воли, наемных, - те в семь шабашут и спят отдельно, в праздники ходят домой.
- И что же, - еще хрипче спросил Цыган, сидя на нарах, - нам это навечно?
Жемов, уставясь на светлые дырки круглого фонаря, мелко закашлялся. Сторож буркнул что-то в усы. Уходя, захватил фонарь.
...............................................................
Цыган сказал про себя так, как учил его Жемов. Из острога их в колодках погнали за город на реку Упу, где по берегу стояли низкие кирпичные постройки, обнесенные тыном, и в отведенной из реки канаве скрипели колеса водяных мельниц. Было студено, с севера волоклись тучи. У глинистого берега толпа острожников выгружала со стругов дрова, чугун и руду. Кругом - пни да оголенные кусты, омертвевшие поля. Осенний ветер. Тоской горел единый глаз у Цыгана, когда подходили к окованным воротам, где стояли сторожа с бердышами... Мало того, что и били, и гоняли, как дикого зверя по земле, душу вытряхивали, - мало им этого!.. Работай на них, работай... Сдохнуть не дают...
Ввели в ворота на черный, заваленный железом двор... Грохот, визг пилы, стукотня молотков. Сквозь закопченные двери видно - летят искры из горна, там - люди, голые по пояс, размахиваясь кругом, куют полосу, там - многопудовый молот от мельничного колеса падает на болванку, и брызжет нагар в кожаные фартуки, там у верстаков - слесаря... Из ворот по доскам на крышу приземистой печи тянутся тачки с углем, огонь и черный дым выбрасываются из домны. Жемов толкал локтем Цыгана:
- Узнают они Кузьму Жемова...
В стороне от кузниц в опрятном кирпичном домике в окно глядело розовое, как после бани, бритое лицо в колпаке. Это был управляющий заводом - немец Клейст. Он постучал о стекло табачной трубкой. Сторож торопливо подвел Жемова и Цыгана, объяснил - кто они и откуда. Клейст поднял нижнюю часть окошечка, высунулся, поджав губы. Колпачная кисточка качалась впереди полного лица. Цыган с враждой, со страхом глядел на кисточку... "Ох, душегуб!" - подумал.
Позади Клейста на чистом столе стояла жареная говядина, румяные хлебцы и золоченая чашка с кофеем. Приятный дымок от трубки полз в окно. Глаза его, бездушные, как лед, проникали в самое нутро русское. Достаточно оглядев обоих колодников, проговорил медленно:
- Кто обманывает - тому плёхо. Присылают негодных мужикофф, свинячьих детей... Ничего не умеют - о, сволочь. Ты добрый кузнец - хорошо... Но если обманываешь - я могу повесить... (Постучал трубкой о подоконник.) Да, повесить я тоже могу, мне дан закон... Сторож, отведи дуракофф под замок...
По дороге сторож сказал им вразумительно:
- То-то, ребята, с ним надо сторожко... Чуть упущение, проспал али поленился, он без пощады.
- Не рот разевать пришли! - сказал Жемов. - Мы еще и немца вашего поучим...
- А вы кто будете-то? Слышно - воры-разбойнички? За что вас, собственно?
- Мы, божия душа, с этим кривым в раскол пробирались на святую жизнь, да черт попутал...
- А, ну это другое дело, - ответил сторож, отмыкая замок на низенькой двери. - У нас порядки, чтобы знать, вот какие... Идите, я свечу вздую... (Спустились в подклеть. Лучики света сквозь дырки железного фонаря ползуче осветили нары, дощатые столы, закопченную печь, на веревках - лохмотья.) Вот какие порядки... Утром в четыре часа я бью в барабан, - молитва и - на работу. В семь - барабан, - завтракать, - полчаса... Часы при мне, видел? (Вытащил медные, с хорошую репу, часы, показал.) Опять, значит, на работу. В полдень - обед и час спать. В семь ужин - полчаса и в десять - шабаш...
- А не надрываются? - спросил Цыган.
- Которые, конечно, не без этого. Да ведь, милый, - каторга: кабы ты не воровал, на печи бы лежал, дома... Есть у нас пятнадцать человек с воли, наемных, - те в семь шабашут и спят отдельно, в праздники ходят домой.
- И что же, - еще хрипче спросил Цыган, сидя на нарах, - нам это навечно?
Жемов, уставясь на светлые дырки круглого фонаря, мелко закашлялся. Сторож буркнул что-то в усы. Уходя, захватил фонарь.