- Здесь - ломовая батарея, тут - мортиры... Отсюда поведем апроши... Ведь так, Петр Иванович?
- Можно и так, отчего же, - отвечал Гордон. - Но позади нас останется татарская конница.
- Нужно разбить... Бросим на них казаков...
- Да, можно и разбить... Я говорю - трудно будет доставлять продовольствие с Митишевой пристани, с каждым обозом посылать большое войско, - это трудно...
- Слышь-ка, генералы, а отчего бы нам не доставлять припасы на лодках?
Генералы свесили парики над картой. Гордон сказал:
- На лодках еще труднее, - Дон заперт цепями. В устье - две каланчи с очень великой артиллерией...
- Каланчи взять! Господа генералы?
- Эка - две каланчи! - засмеялся Головин и прищурил красивые глуповатые глаза на видневшуюся на западе за холмами верхушку круглой зубчатой башни. Гордон ответил, подумав:
- Отчего же, можно взять каланчи...
- Ну, с богом, Петр Иванович. - Петр притянул Гордона за щеки, поцеловал. - Завтра снимайся и подступи к крепости. А мы, не мешкая, пойдем всем войском. День-два покидаем бомбы, и - на приступ...
С турецких судов донесся слабый звук рожка: играли зорю. Вечерняя тень покрывала залив. Еще краснели верхушки минаретов, но и они погасли. В воздухе только слышался сухой треск кузнечиков. Петр вошел в шатер, где две свечи горели на пышно накрытом столе. Сели на барабаны. Задымилось блюдо с бараниной. Петр жадно опустил в него обе руки. Лефорт, снявший латы, чтобы способнее было веселиться, наливал венгерское в оловянные кубки. Когда багровый Головин гаркнул: "За первого бонбар-дира!" - от шатра вниз в темноту по редкой цепи солдат побежало: "Заздравная! Заздравная!.." От пушечных выстрелов заколебались свечи. "Хорошо!" - крикнул Петр. Лефорт смеялся, наполняя кубки:
- Это хорошая жизнь, Петер...
- Маркитантки-девки есть у тебя при лагере, господин генерал? - спросил Головин, тоже отстегивая латы. Лефорт и Петр захохотали:
- По этой части Вареной Мадамкин ходок...
- Послать верхового за Вареным...
...............................................................
Наутро Гордон, подкрепленный двумя стрелецкими полками, двинулся к Азову. Передовые казачьи сотни на рысях поднялись на бурую возвышенность перед крепостью, - и тотчас начали осаживать. Несколько казаков поскакало назад к пехоте, идущей четырьмя колоннами, закричали: "Татары!.. Берегись! Выноси пушки!" С левой руки от возвышенности развернулась полумесяцем татарская конница. Их было тысяч до десяти. Они двигались все быстрее, все гуще поднималась пыль. Летели стрелы. Казачьи сотни смешались. Отдельные всадники, пригибаясь к коням, кинулись назад. Напрасно полковники приказывали махать бунчуками, - вся казачья лава, не вынимая шашек, поскакала вниз. Но татары уже обходили справа, косматые их лошаденки стлались, кривые сабли крутились над головами. Визг. Пыль. Часть казаков повернула - рубиться. Смешались, сбились. Подбегала пехота, строилась четырехугольниками. Стрельцы на веревках втаскивали пушки. Полумесяц татар смыкался. Нестройно раздались залпы. Слоями дыма затянуло возвышенность. Пролетела взбешенная лошадь. По земле катился татарин. Свистело ядро. Разрывались залпы. Люди, обезумев, стреляли, кричали. Метались офицеры. Весь шум покрыли грохотом ломовые пушки. Никто ничего не мог разобрать, - кто кого бьет? И что-то случилось, стало вдруг легче. Дым отнесло, ни татар, ни турок не было видно. Только бились упавшие лошади, и множество человеческих тел, неподвижных и дергающихся, разбросано по бурой земле. Впереди на холме стоял верхом на вороной лошади генерал Гордон. Железная спина его поблескивала. Подзорная труба уперта в бок. Маленькая седая голова шариком торчала из лат, - шлем сбили с него. Медленно взмахнул шпагой и шагом стал спускаться с холма к Азову. По войскам закричали:
- Вперед, вперед, смелее!..
