В ней говорилось: "...Когда бы в польском государстве француз королем стал, то не токмо против неприятеля святого креста союз, но и вечный мир с Польшей был бы зело крепко поврежден... Того ради мы, великий государь, имея ко государям нашим королям польским постоянную дружбу, также и к панам, раде и речи посполитой, такого короля с французской и турской стороны быти не желаем..." Грамоту подкрепили соболями и червонными. Из Парижа тоже прислали золото. Суетные поляки выбрали в короли и Августа и Конти. Началась смута. Паны вооружали челядь и мужиков, разбивали друг у друга хутора, жгли местечки. Петр в тревоге писал в Москву, чтоб двинули войско к литовской границе на подсобу Августу. Но Август сам явился в Польшу с двенадцатитысячным войском - садиться на престол. Французская партия была бита. Паны разъехались по замкам, мелкое шляхетство - по шинкам. Принц Конти, - так стало известно в Европе, - доехав только до Булони, пожал плечами и вернулся к своим развлечениям. Король Август поклялся русскому резиденту в Варшаве, что будет заодно с Петром.
Великое дело закончилось благополучно. Послы и Петр с волонтерами покинули Пилау.
7
Петр ехал на перекладных впереди посольства, не останавливаясь, через Берлин, Бранденбург, Гальберштадт. Свернули только к знаменитым железным заводам близ Ильзенбурга. Здесь Петру показали выпуск чугуна из доменной печи, варку железа в горшках, ковку из тонких пластин ружейных стволов, обточку и сверление на станках, вертящихся от водяных колес. Работали цеховые мастера и подмастерья по своим кузницам и мастерским. Изделья сносились в замок Ильзенбург: ружья, пистолеты, сабли, замки, подковы. Петр подговорил было двух добрых мастеров ехать в Москву, но цех не отпустил их.
Ехали по дорогам, обсаженным грушами и яблонями, никто из жителей плодов сих не воровал. Кругом - дубовые рощи, прямоугольники хлебов за каменными изгородями - сады, и среди зелени - черепичные крыши, голубятни. На полянах - красивые сытые коровы, блестят ручьи в бережках, вековые дубы, водяные мельницы. Проедешь две-три версты - городок, - кирпичная островерхая кирка, мощеная площадь с каменным колодцем, высокая крыша ратуши, тихие чистенькие дома, потешная вывеска пивной, медный таз цирюльника над дверью. Приветливо улыбающиеся люди в вязаных колпаках, коротких куртках, белых чулках... Старая добрая Германия...
В теплый июльский вечер Петр и Алексашка на переднем дормезе въехали в местечко Коппенбург, что близ Ганновера. Лаяли собаки, светили на дорогу окна, в домах садились ужинать. Какой-то человек в фартуке появился в освещенной двери трактира под вывеской: "К золотому поросенку" - и крикнул что-то кучеру. Тот остановил уставших лошадей, обернулся к Петру:
- Ваша светлость, трактирщик заколол свинью, и сегодня у него колбаски с фаршем... Лучше ночлега не найдем...
Петр и Меньшиков вылезли из дормеза, разминая ноги.
- А что, Алексашка, заведем когда-нибудь у себя такую жизнь?
- Не знаю, мин херц, - не скоро, пожалуй...
- Милая жизнь... Слышь, и собаки здесь лают без ярости... Парадиз... Вспомню Москву, - так бы сжег ее...
- Хлев, это верно...
- Сидят на старине, - ж...па сгнила... Землю за тысячу лет пахать не научились... Отчего сие? Курфюрст Фридрих - умный человек: к Балтийскому морю нам надо пробиваться - вот что... И там бы город построить новый - истинный парадиз... Гляди, - звезды здесь ярче нашего...
- А у нас бы, мин херц, кругом бы тут все обгадили...
- Погоди, Алексаша, вернусь - дух из Москвы вышибу...
- Только так и можно...
Вошли в трактир. Над большим очагом и на дубовой балке под потолком висели окорока и колбасы, от пылающего хвороста блестела медная посуда. Трактирщик низко кланялся, ухмыляясь красной, как кастрюля, рожей. Спросили пива, и - только расположились закусывать - с улицы вошел кавалер.
