Мы сели на коней и поехали на подворье многими весьма кривыми и узкими улицами. С боков бежал народ.
О твоем корабле здесь немалое удивление: кто его делал и как он мелкими водами вышел из Дона? Спрашивали, много ли у тебя кораблей и сколь велики? Я отвечал, что много, и дны у них не плоски, как здесь врут, и по морю ходят хорошо. Тысячи турок, греков, армян и евреев приезжают смотреть "Крепость", да и сам султан приезжал, три раза обошел на лодке кругом корабля. А наипаче всего хвалят парусы и канаты за прочность и дерево на мачтах. А иные и ругают, что сделан-де некрепко. Мне, прости, так мнится: плыли мы морем в ветер не самый сильный, и "Крепость" гораздо скрипел и набок накланивался и воду черпал. Строители-то его - Осип Най да Джон Дей, - чаю, не без корысти. Корабль - дело не малое, стоит города доброго. Здесь его смотрят, но не торгуют, и купца на него нет... Прости, пишу как умею. А турки делают свои корабли весьма прилежно и крепко и сшивают зело плотно, - ростом они пониже наших, но воду не черпают.
Один грек мне говорил: турки боятся, - если твое царское величество Черное море запрешь, - в Цареграде будет голодно, потому что хлеб, масло, лес, дрова привозят сюда из-под дунайских городов. Здесь слух, что ты со всем флотом уж ходил под Тра-пезунд и Синоп. Меня спрашивали о сем, я отвечал: не знаю, при мне не ходил..."
.. . . . . . . . . . . .
Памбург с офицерами поехал в Перу к некоторым европейским послам спросить о здоровье. Голландский и французский послы приняли русских ласково, благодарили и виноградным вином поили за здоровье царя. К третьему поехали на подворье - к английскому послу. Слезли с лошадей у красного крыльца, постучали. Вышел огненнобородый лакей в сажень ростом. Придерживая дверь, спросил, что нужно? Памбург, загоревшись глазами, сказал, кто они и зачем. Лакей захлопнул дверь и не слишком скоро вернулся, хотя московиты ждали на улице, - проговорил насмешливо:
- Посол сел за стол обедать и велел сказать, что с капитаном Памбургом видеться ему незачем.
- Так ты скажи послу, чтобы он костью подавился! - крикнул Памбург. Бешено вскочил на коня и погнал по плоским кирпичным лестницам, мимо уличных торговцев, голых ребятишек и собак, вниз на Галату, где еще давеча видел в шашлычных и кофейных и у дверей публичных домов несколько своих давних приятелей.
Здесь Памбург с офицерами напились греческим вином ду-зиком до изумления, шумели и вызывали драться английских моряков. Сюда пришли его приятели - штурмана дальнего плаванья, знаменитые корсары, скрывавшиеся в трущобах Галаты, всякие непонятные люди. Их всех Памбург позвал пировать на "Крепость".
На другой день к кораблю стали подплывать на каюках моряки разных наций - шведы, голландцы, французы, португальцы, мавры, - иные в париках, в шелковых чулках, при шпагах, иные с головой, туго обвязанной красным платком, на босу ногу - туфли, за широким поясом - пистолеты, иные в кожаных куртках и зюйдвестках, пропахших соленой рыбой.
Сели пировать на открытой палубе под нежарким сентябрьским солнцем. На виду - за стенами - мрачный, с частыми решетками на окнах, дворец султана, на другой стороне пролива - пышные рощи и сады Скутари. Преображенцы и семеновцы играли на рожках, на ложках, пели плясовые, свистали разными птичьими голосами "весну".
Памбург в обсыпанном серебряною пудрой парике, в малиновой куртке с лентами и кружевами, - в одной руке - чаша, в другой - платочек, - разгорячась, говорил гостям:
- Понадобится нам тысяча кораблей, и тысячу построим... У нас уж заложены восьмидесятипушечные, стопушечные корабли. На будущий год ждите нас в Средиземном море, ждите нас на Балтийском море. Всех знаменитых моряков возьмем на службу. Выйдем и в океан...
- Салют! - кричали побагровевшие моряки. - Салют капитану Памбургу!
Затягивали морские песни. Стучали ногами. Трубочный дым слоился в безветрии над палубой.
