Петр Первый. Книга 3. Страница 033
Добывать деньги, хлеб, железо... Исхитряться продавать иноземным купцам исподнюю рубашку, чтобы купить оружие. Лить пушки, ядра... И самое важное, - люди, люди, люди! Вытаскивать людей из векового болота, разлеплять им глаза, расталкивать их под микитки... Драться, обламывать, учить. Скакать тысячи верст по снегу, по грязи... Ломать, строить... Вывертываться из тысячи бед в европейской политике. Оглядываясь, - ужасаться: "Экая громада какая еще не проворочена..."
Передовые драгуны выскочили из горячей тени сосен на широкий луг перед стены Нарвы, поднимавшиеся по ту сторону рва, полного воды. Испуганные жители, бегая и крича, торопливо загоняли скот в город. Луг опустел, цепной мост загремел, тяжело поднялся и захлопнул ворота. Петр Алексеевич шагом взъехал на холм. Опять все вынули подзорные трубы и оглядывали высокие крепкие стены, поросшие травой в трещинах между камнями.
Наверху воротной башни стояли шведы, в железных касках, в кожаных панцирях. Один держал - отставя на вытянутой руке - желтое знамя. Другой человек, весьма высокий ростом, подошел к краю башни, упер локоть на каменный зубец и тоже стал глядеть в трубу, сначала водя ее по всадникам на холме, потом прямо уставил на Петра Алексеевича.
- Люди какие все здоровые, на башне-то их увидишь - ужаснешься, - негромко говорил Апраксин Аниките Ивановичу Репнину, обмахиваясь шляпой. - Сам теперь видишь, что я вытерпел в усть-Нарове один-то, с девятью пушками, когда на меня флот навалился... А этот, длинный, - в трубу глядит, - ох - какой вредный человек... Перед самым вашим прибытием я с ним встретился в поле, хотел его добыть... Hy где же...
- Кто этот высокий на башне? - хрипло спросил Петр Алексеевич.
- Государь, он самый и есть, генерал Горн, нарвский комендант...
Едва Апраксин выговорил это имя - Александр Данилович толкнул коня и поскакал по лугу к башне... "Дурак!" - бешено крикнул вслед ему Петр Алексеевич, но он за свистом ветра в ушах не слышал. Почти у самых ворот осадил, сорвал с себя шляпу и, помахивая ею, заголосил протяжно:
- Эй, там, на башне... Эй, господин комендант... Выпустим вас из города с честью, со знамена, ружья и музыкой... Уходи полюбовно...
Генерал Горн опустил трубу, вслушиваясь, что кричит ему этот беснующийся на белом коне русский, разряженный, как петух. Обернулся к одному из шведов, должно быть, чтобы ему перевели. Суровое, стариковское лицо сморщилось, как от кислого, он перегнулся через край башни и плюнул в сторону Меньшикова...
- Вот тебе мой ответ, глупец! - крикнул. - Сейчас получишь кое-что покрепче.
На башне обидно захохотали шведы. Блеснул огонь, взлетело белое облачко, - ядро, нажимая воздух, с шипом пронеслось над головой Александра Даниловича.
- Э-э-э-й! - закричал с холма Аникита Иванович Репнин тонким голосом. - Плохо стреляете, шведы, пришлите нам пушкарей, мы их поучим...
На холме тоже враз засмеялись. Александр Данилович, который знал, что ему все равно не миновать плетки от Петра Алексеевича, вертелся и прыгал на коне, махал шляпой и скалил зубы шведам, покуда второе ядро не разорвалось совсем рядом и конь, шарахнувшись, не унес его прочь от башни.
Окончив объезд крепости, сосчитав на стенах по крайней мере до трехсот пушек, Петр Алексеевич на обратном пути свернул к памятному домику, слез с лошади и, велев всем ждать, позвал Меньшикова в ту самую комнату, где четыре года тому назад он пожертвовал стыдом и позором ради спасения государства русского. Здесь тогда была хорошая печь, сейчас валялась куча обгорелого кирпича, на полу - грязная солома, - видимо, сюда загоняли овец и коз на ночь. Сел на подоконник разбитого окошечка. Алексашка виновато стоял перед ним.
- Запомни, Данилыч, истинный бог - увижу еще твое дурацкое щегольство, шкуру спущу плеткой, - сказал Петр Алексеевич. - Молчи, не отвечай... Сегодня ты сам себе выбрал долю... Я думал: кому дать начало над осадным войском, - тебе или фельдмаршалу Огильви?
Передовые драгуны выскочили из горячей тени сосен на широкий луг перед стены Нарвы, поднимавшиеся по ту сторону рва, полного воды. Испуганные жители, бегая и крича, торопливо загоняли скот в город. Луг опустел, цепной мост загремел, тяжело поднялся и захлопнул ворота. Петр Алексеевич шагом взъехал на холм. Опять все вынули подзорные трубы и оглядывали высокие крепкие стены, поросшие травой в трещинах между камнями.
Наверху воротной башни стояли шведы, в железных касках, в кожаных панцирях. Один держал - отставя на вытянутой руке - желтое знамя. Другой человек, весьма высокий ростом, подошел к краю башни, упер локоть на каменный зубец и тоже стал глядеть в трубу, сначала водя ее по всадникам на холме, потом прямо уставил на Петра Алексеевича.
- Люди какие все здоровые, на башне-то их увидишь - ужаснешься, - негромко говорил Апраксин Аниките Ивановичу Репнину, обмахиваясь шляпой. - Сам теперь видишь, что я вытерпел в усть-Нарове один-то, с девятью пушками, когда на меня флот навалился... А этот, длинный, - в трубу глядит, - ох - какой вредный человек... Перед самым вашим прибытием я с ним встретился в поле, хотел его добыть... Hy где же...
- Кто этот высокий на башне? - хрипло спросил Петр Алексеевич.
- Государь, он самый и есть, генерал Горн, нарвский комендант...
Едва Апраксин выговорил это имя - Александр Данилович толкнул коня и поскакал по лугу к башне... "Дурак!" - бешено крикнул вслед ему Петр Алексеевич, но он за свистом ветра в ушах не слышал. Почти у самых ворот осадил, сорвал с себя шляпу и, помахивая ею, заголосил протяжно:
- Эй, там, на башне... Эй, господин комендант... Выпустим вас из города с честью, со знамена, ружья и музыкой... Уходи полюбовно...
Генерал Горн опустил трубу, вслушиваясь, что кричит ему этот беснующийся на белом коне русский, разряженный, как петух. Обернулся к одному из шведов, должно быть, чтобы ему перевели. Суровое, стариковское лицо сморщилось, как от кислого, он перегнулся через край башни и плюнул в сторону Меньшикова...
- Вот тебе мой ответ, глупец! - крикнул. - Сейчас получишь кое-что покрепче.
На башне обидно захохотали шведы. Блеснул огонь, взлетело белое облачко, - ядро, нажимая воздух, с шипом пронеслось над головой Александра Даниловича.
- Э-э-э-й! - закричал с холма Аникита Иванович Репнин тонким голосом. - Плохо стреляете, шведы, пришлите нам пушкарей, мы их поучим...
На холме тоже враз засмеялись. Александр Данилович, который знал, что ему все равно не миновать плетки от Петра Алексеевича, вертелся и прыгал на коне, махал шляпой и скалил зубы шведам, покуда второе ядро не разорвалось совсем рядом и конь, шарахнувшись, не унес его прочь от башни.
Окончив объезд крепости, сосчитав на стенах по крайней мере до трехсот пушек, Петр Алексеевич на обратном пути свернул к памятному домику, слез с лошади и, велев всем ждать, позвал Меньшикова в ту самую комнату, где четыре года тому назад он пожертвовал стыдом и позором ради спасения государства русского. Здесь тогда была хорошая печь, сейчас валялась куча обгорелого кирпича, на полу - грязная солома, - видимо, сюда загоняли овец и коз на ночь. Сел на подоконник разбитого окошечка. Алексашка виновато стоял перед ним.
- Запомни, Данилыч, истинный бог - увижу еще твое дурацкое щегольство, шкуру спущу плеткой, - сказал Петр Алексеевич. - Молчи, не отвечай... Сегодня ты сам себе выбрал долю... Я думал: кому дать начало над осадным войском, - тебе или фельдмаршалу Огильви?