- Забыть тебе надо про него...
- Мне многое нужно забыть, но я легко забываю, - сказала Катерина и робко улыбнулась, вишневые глаза ее были полны слез.
- Катерина, ты ничего не скрыла от меня?
- Разве посмею утаить от тебя что-нибудь? - горячо проговорила Катерина, и слезы потекли по ее персиковым щекам. - Вспомнила бы, ночь бы не спала, чуть свет прибежала бы, - рассказала.
- А все же ты - счастливая. - Наталья подперла щеку и опять стала глядеть в окошко, как птица, из клетки. По нежному горлу покатился клубочек. - Нам, царевнам-девкам, сколько ни веселись - одна дорожка - в монастырь... Нас замуж не выдают, в жены не берут. Либо уж беситься без стыда, как Машка с Катькой... Недаром сестра Софья за власть боролась лютой тигрицей...
Катерина только было нагнулась, - поцеловать ее руку с голубыми жилками, сложенную от огорчения в кулачок, - на лугу показался высокий всадник на поджаром коне с мокрой гривой, у него плащ был мокрый, и со шляпы висели мокрые перья. Увидев Наталью Алексеевну, он соскочил с коня, бросив его - шагнул к окошку, снял шляпу, преклонил колено в траву и шляпу приложил к груди...
Наталья Алексеевна стремительно поднялась, толстая коса ее упала на шею, лицо вспыхнуло, все задрожало, засияли глаза, раскрылись губы...
- Гаврила! - сказала тихо. - Это ты? Здравствуй, батюшка мой... Так иди же в дом, чего на дожде-то стоишь...
Вслед за Гаврилой подъехала одноколка, рядом с кучером сидел востроносый испуганный человек, накрывшись от дождя мешком. Он тотчас снял шляпу, но не вылезал. Гаврила, не отрывая темных глаз от Натальи Алексеевны, приблизился к самой сирени.
- Здравствуй на множество лет, - сказал, будто задыхаясь. - Прибыл с поручением от государя... Привез тебе искусного живописца с наказом написать парсуну с некоторой любезной особы... Которого опосля надобно отослать за границу - учиться... Вон сидит в тележке... Дозволь с ним зайти...
6
Одного челядинца - верхом - Анисья Толстая послала в Кремль на сытный двор за всякими припасами к ужину и сладостями, - "да - свечей, свечей побольше!.." Другой поскакал в Немецкую слободу за музыкантами. Из трубы поварни повалил густой дым, - стриженые поварята застучали ножами. Подоткнутые девчонки бегали за цыплятами в мокром бурьяне. Дворцовые рыбаки, разленившиеся от безделья, пошли с вершами и сетями на пруды - ловить не менее ленивых карпов, полеживавших на боку в тине.
С заросших прудов после дождя закурился туман, заволок большой сгнивший мост, по которому никто уже больше не ходил, пополз между деревьями на луг перед дворцом, и старый дворец понемногу стал погружаться в него по самые кровли.
Старые люди, дворовые еще царя Алексея Михайловича, сидя у дверей поварни, у людской избы, глядели, как в затуманенном дворце в окошечках - то там, то там - появится и пропадет расплывающееся сияние свечи, слышится топот ног и хохот... Не дают старому дому покойно ветшать и догнивать, подставляя бревенчатые стены непогоде, худые крыши проливным дождям... И сюда ворвалась шалая молодость с новыми порядками... Бегают по лестницам от чердаков до подклетей... Ничего там не найдешь, - одни пауки в углах да мыши носы из нор повысунули...
В Наталью Алексеевну точно вселился бес, - с утра печалилась, - с приездом Гаврилы - раскраснелась, развеселилась, начала придумывать всякие забавы, чтобы никому ни минуты не посидеть покойно. Анисья Толстая не знала, как и поворачиваться. Царевна сказала ей:
"Сегодня быть Валтасарову пиру, ужинать будем ряженые".
"Свет мой, да ведь до святок еще далеко... Да и не знаю я, не видела, как царь Валтасар пировал..."
"Обыщем дворец, что найдем почуднее - все несите в столовую палату... Сегодня не серди меня, не упрямься..."
Заскрипели старые лестницы, застонали ржавые петли давно не отворявшихся дверей...
