Он хрипло, бесчувственно повторял: "Храбрые русские - вперед... Храбрые русские - вперед..."
В голове колонны - через луг к бастиону Гонор - беглым шагом шел батальон преображенцев, - рослые на подбор, усатые, сытые, в маленьких треуголках, надвинутых на брови, штыки привинчены к ружьям, так как был приказ - не стреляя - колоть. Батальон вел подполковник Карпов. Он знал, что на него смотрят и свои и шведы, притаившиеся в проломе. Шел, щегольски выкатив грудь, как голубь, вытянув нос, не оборачиваясь к батальону. Позади него четыре барабанщика, надрывая сердце, били в барабаны. Полсотни шагов оставалось до широкого пролома в толстой кирпичной стене, - Карпов не ускорил шага, только плечи его стали подниматься. Видя это, - солдаты, сбивая шаг, нажимали - задние на передних. "Ррррра та, рррра та", - рокотали барабаны. В проломе медленно поднялись железные каски, ружейные дула... Карпов закричал: "Бросай оружие, сволочи, сдавайся!.." И со шпагой и пистолетом побежал навстречу залпу... Блеснуло, грохнуло, ударило в лицо пороховым дымом... "Неужто - жив?" - обрадовался... И отвалил преодоляемый страх, от которого у него поднимались плечи... Душа захотела драки... Но солдаты перегнали его, и он напрасно искал - на кого наскочить со шпагой... Видел только широкие спины преображенцев, работающих штыками, как вилами - по-мужицки...
Третья колонна - Аникиты Иваныча Репнина - с осадными лестницами бросилась на штурм полуразбитого бастиона Гло-риа. Со стен бегло стреляли, бросали камни и бревна, зажгли бочки со смолой, чтобы лить ее на осаждающих. Аникита Иваныч в горячке топтался на низенькой лошади у подножья воротной башни, подсучив огромные обшлага - потрясал кулачками и кричал тонким голосом, подбадривал - из опасения, чтобы солдаты его не оплошали на лестницах. Один и другой и еще несколько, подшибленные и поколотые, сорвались с самого верха... Но - бог миловал - солдаты лезли на лестницы густо и зло. Шведы не успели опрокинуть огненные бочки - наши были уже на стенах...
Графиня Шперлинг хватала за руки детей, будто каждый раз пересчитывала их. Вскочив - прислушивалась, - все ближе раздавались выстрелы, бешеные крики дерущихся... Она вытягивала вывернутые руки, жарко шептала перекошенным ртом: "Ты этого хотел, изверг, ты, ты, упрямый, бессердечный человек..." Девочки с плачем кричали: "Мама, замолчи, не надо..." Мальчик засовывал в рот кулак, глядел, как сестры плачут...
Близко загромыхали колеса, графиня кинулась к окошку, - ковыляющая лощадь со сломанной ногой тащила груженную всяким добром телегу, за ней бежали женщины с узлами... "В замок, в замок! Спасайтесь!" - кричали они... Четверо солдат пронесли носилки с восковыми лицами раненых... Потом она увидела сутулого старика, с мешком, - известного богача, дававшего деньги под заклад, - торопливо шаркая туфлями, он нес под мышкой визжащего поросенка... Вдруг бросил и поросенка и мешок и побежал... Совсем близко зазвенело разбитое стекло... "О-ой", - затянул мучающийся голос... На дальнем конце площади она увидела генерала Горна... Он махал рукой и куда-то указывал... Мимо него тяжело проскакали кирасиры... Горн ударил шпагой несколько раз по ребрам шатающуюся лошадь, - на его почерневшем лице были видны все зубы, как у волка, - и, высоко подпрыгивая, вскачь скрылся в переулке... "Карл! Карл! - Графиня выбежала в сени, отворила дверь на улицу: - Карл! Карл!.." И тогда она увидела русских, - они пробирались вдоль домов по опустевшей площади и поглядывали на окна... У них были широкие лица, длинные волосы, на шапочках - медные орлы...
* * *
Графиня так испугалась, что стояла и глядела, как они подходят, указывая на нее и на комендантский флаг над дверью. Солдаты окружили ее, тыча пальцами - заговорили возбужденно и сердито... Один - плосколицый идол - толкнул ее и пошел в дом...
