Сказки дядюшки Римуса. Страница 03
Вот Братец Енот привёл свой костюм в порядок, встряхнулся, а Братец Опоссум всё лежал как мёртвый. Потом осторожно привстал, огляделся да как бросится бежать, только пятки засверкали.
В другой раз, как повстречались Опоссум и Енот, говорит Опоссум:
— Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?
Но Енот — руки в карманы, здороваться не хочет.
— Ты что ж это нос воротишь, Братец Енот? — спрашивает Опоссум.
— Я с трусами и разговаривать не хочу, — отвечает Енот. — Ступай своей дорогой!
Опоссум разобиделся — страх.
— Кто ж это трус, нельзя ли узнать?
— Да ты, конечно, — говорит Енот. — Очень нужны мне такие приятели, что кидаются на спину и строят из себя мёртвых, чуть дело дойдёт до драки!
Опоссум, как услышал эти слова, ну смеяться, ну хохотать.
— Неужто ты думаешь, Братец Енот, что это я со страху? Не думаешь ли ты, что я испугался несчастного пса? И чего мне было бояться? Я ведь отлично знал, что, если я не слажу с этой собакой, ты-то задашь ей жару. Да я просто лежал и смотрел, как ты треплешь её, и ждал, когда придёт мой черёд позабавиться.
Но Енот только нос наморщил:
— Рассказывай сказки, Братец Опоссум. Как дотронулась до тебя собака, ты сразу кувырнулся и прикинулся мёртвым.
— Так ведь я говорю тебе, Братец Енот, что это совсем не от страху. Я одной только вещи и боюсь на свете — это щекотки. А когда эта собака ткнулась носом мне в рёбра, я рассмеялся, и так разобрал меня смех, что вот не шелохнуть ни рукой, ни ногой! Конечно, её счастье, что я боюсь щекотки, а то ещё минутка, и я разорвал бы её в клочья. Драки я не боюсь никакой, Братец Енот, но щекотка — это дело другое. С кем угодно согласен я драться, но только — чур — без щекотки.
— Вот с того самого дня, — продолжал дядюшка Римус, глядя, как завивается в кольца дымок из трубки, — и до сих пор так боится щекотки Братец Опоссум: тронь его только между рёбер — кидается на спину и хохочет до упаду, так что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
В другой раз, как повстречались Опоссум и Енот, говорит Опоссум:
— Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?
Но Енот — руки в карманы, здороваться не хочет.
— Ты что ж это нос воротишь, Братец Енот? — спрашивает Опоссум.
— Я с трусами и разговаривать не хочу, — отвечает Енот. — Ступай своей дорогой!
Опоссум разобиделся — страх.
— Кто ж это трус, нельзя ли узнать?
— Да ты, конечно, — говорит Енот. — Очень нужны мне такие приятели, что кидаются на спину и строят из себя мёртвых, чуть дело дойдёт до драки!
Опоссум, как услышал эти слова, ну смеяться, ну хохотать.
— Неужто ты думаешь, Братец Енот, что это я со страху? Не думаешь ли ты, что я испугался несчастного пса? И чего мне было бояться? Я ведь отлично знал, что, если я не слажу с этой собакой, ты-то задашь ей жару. Да я просто лежал и смотрел, как ты треплешь её, и ждал, когда придёт мой черёд позабавиться.
Но Енот только нос наморщил:
— Рассказывай сказки, Братец Опоссум. Как дотронулась до тебя собака, ты сразу кувырнулся и прикинулся мёртвым.
— Так ведь я говорю тебе, Братец Енот, что это совсем не от страху. Я одной только вещи и боюсь на свете — это щекотки. А когда эта собака ткнулась носом мне в рёбра, я рассмеялся, и так разобрал меня смех, что вот не шелохнуть ни рукой, ни ногой! Конечно, её счастье, что я боюсь щекотки, а то ещё минутка, и я разорвал бы её в клочья. Драки я не боюсь никакой, Братец Енот, но щекотка — это дело другое. С кем угодно согласен я драться, но только — чур — без щекотки.
— Вот с того самого дня, — продолжал дядюшка Римус, глядя, как завивается в кольца дымок из трубки, — и до сих пор так боится щекотки Братец Опоссум: тронь его только между рёбер — кидается на спину и хохочет до упаду, так что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Как Братец Кролик перехитрил Братца Лиса
— Дядюшка Римус, — спросил Джоэль вечером, когда старик как будто ничем не был занят, — скажи, когда Лис поймал Кролика Чучелком, он не убил его и не съел?
— Разве ж я не рассказывал тебе об этом, дружок? Ну да, я ведь сонный был, и в голове у меня всё спуталось, и мама как раз позвала тебя. О чём же мы тогда толковали? Помню, помню. Ты, никак, и глазки уже трёшь? Нет, плакать по Братцу Кролику погоди. Даром, что ли, он был такой шустрый? Ты послушай, что дальше будет.
Приклеился, значит, Братец Кролик к Чучелку, а Старый Лис ну кататься по земле, ну хохотать.А потом говорит:
— Сдаётся мне, Братец Кролик, на этот раз я тебя поймал. Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что поймал. Ты всё тут скакал и потешался надо мной, но теперь конец твоим шуткам. И кто просил тебя лезть не в своё дело? И зачем сдалось тебе это Чучелко? И кто это прилепил тебя к нему? Никто, никто в целом свете! Никто не просил тебя, а просто ты сам взял и влепился в это Чучелко! И сам ты во всём виноват, Братец Кролик! Так и надо тебе, так и будешь сидеть, пока я не наберу хворосту и не зажгу его, потому что я, конечно, зажарю тебя сегодня, Братец Кролик.
Так сказал Старый Лис.
А Кролик отвечает так смирно, послушно:
— Делай со мной что хочешь, братец Лис, только, пожалуйста, не вздумай бросить меня в этот терновый куст. Жарь меня, как хочешь. Братец Лис, только не бросай меня в этот терновый куст.
— Пожалуй, слишком много возни с костром, — говорит Лис. — Пожалуй, я лучше, повешу тебя, Братец Кролик.
— Вешай, как хочешь высоко, Братец Лис, — говорит Кролик, — только бы ты не вздумал бросить меня в этот терновый куст.
— Верёвки-то у меня нет, — говорит Лис, — так что, пожалуй, я утоплю тебя.
— Топи меня так глубоко, как хочешь, Братец Лис, — говорит Кролик, — только не бросай меня в этот терновый куст.
— Разве ж я не рассказывал тебе об этом, дружок? Ну да, я ведь сонный был, и в голове у меня всё спуталось, и мама как раз позвала тебя. О чём же мы тогда толковали? Помню, помню. Ты, никак, и глазки уже трёшь? Нет, плакать по Братцу Кролику погоди. Даром, что ли, он был такой шустрый? Ты послушай, что дальше будет.
Приклеился, значит, Братец Кролик к Чучелку, а Старый Лис ну кататься по земле, ну хохотать.А потом говорит:
— Сдаётся мне, Братец Кролик, на этот раз я тебя поймал. Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что поймал. Ты всё тут скакал и потешался надо мной, но теперь конец твоим шуткам. И кто просил тебя лезть не в своё дело? И зачем сдалось тебе это Чучелко? И кто это прилепил тебя к нему? Никто, никто в целом свете! Никто не просил тебя, а просто ты сам взял и влепился в это Чучелко! И сам ты во всём виноват, Братец Кролик! Так и надо тебе, так и будешь сидеть, пока я не наберу хворосту и не зажгу его, потому что я, конечно, зажарю тебя сегодня, Братец Кролик.
Так сказал Старый Лис.
А Кролик отвечает так смирно, послушно:
— Делай со мной что хочешь, братец Лис, только, пожалуйста, не вздумай бросить меня в этот терновый куст. Жарь меня, как хочешь. Братец Лис, только не бросай меня в этот терновый куст.
— Пожалуй, слишком много возни с костром, — говорит Лис. — Пожалуй, я лучше, повешу тебя, Братец Кролик.
— Вешай, как хочешь высоко, Братец Лис, — говорит Кролик, — только бы ты не вздумал бросить меня в этот терновый куст.
— Верёвки-то у меня нет, — говорит Лис, — так что, пожалуй, я утоплю тебя.
— Топи меня так глубоко, как хочешь, Братец Лис, — говорит Кролик, — только не бросай меня в этот терновый куст.