Это было абсолютно ни с чем не сообразно, так как лысые подозревались вовсе не в ограблении банка, а лишь в том, что один из них написал это нелепое оскорбительное письмо.
В эти же дни началось несколько больших судебных процессов.
Первый судебный процесс был затеян владельцем дома № 47 по Кривой улице господином Куксом. Господин Кукс обвинял свою квартирантку госпожу Кактус в том, что она нарочно придумала, будто чемодан с деньгами зарыт во дворе принадлежащего ему дома, в результате чего возникли раскопки, приведшие к обвалу стены, и что сделала госпожа Кактус это якобы в отместку за то, что он берет с неё слишком большую квартирную плату.
Госпожа Кактус пыталась доказать, что никакого письма она не писала, и, в свою очередь, возбудила судебный процесс против редактора, напечатавшего в своей газете письмо, к которому она не имела никакого отношения.
Третий судебный процесс затеяли торговцы бензином, обвинившие фабриканта автомобильных шин Пудда в том, что он напечатал от имени коротышки Брехсона письмо, побудившее давилонцев (да и не одних давилонцев) портить друг другу автопокрышки. Тем самым фабрикант Пудл будто бы добился увеличения сбыта своей продукции, поскольку всем требовались новые шины, и нанёс непоправимый ущерб торговцам бензином.
Правда, бензинщикам не удалось заставить господина Пудла возместить понесённые ими убытки, так как выступивший на суде Брехсон засвидетельствовал, что никто не понуждал его посылать в газету письмо. Предположение же, что украденные в банке ценности спрятаны в шинах, он высказал лишь потому, что как раз перед этим смотрел по телевидению кинофильм о похождениях одной знаменитой воровской шайки, которая скрывала похищенные бриллианты в автомобильных покрышках.
Нашлись, однако, свидетели, которые заявили, что Пудл и Брехсон были знакомы между собой и их даже видели вместе в тот день, ко ГДР произошло ограбление банка. Дело, таким образом, на этом не кончи-, лось, и было назначено новое судебное разбирательство.
Обо всём этом печаталось в газетах, сообщалось по радио и телевидению. Публика ни о чём другом уже не могла ни думать, ни говорить, ни слушать. Все только и говорили, что об этих судебных процессах, об украденных деньгах, о пропавших чемоданах, о дохлых котах, о преследованиях, которым подвергались в городе лысые, и тому подобных вещах. О Незнайке, о космическом корабле, о гигантских растениях теперь никто даже не вспоминал. Всё это вытеснялось из памяти коротышек более новыми, свежими, животрепещущими событиями.
Видя, что никто не является в их контору для покупки акций, Мига страшно расстраивался и говорил, что если так пойдёт дальше, то их акционерное общество лопнет, и все они останутся нищими.
– Что ж, это вполне может случиться, – подтвердил Жулио. – Недавно в газете писали, что у нас чуть ли не ежедневно лопается какое-нибудь акционерное общество.
– А как они лопаются? – заинтересовался Незнайка.
– Ну, бывает, задумают какие-нибудь деловые коротышки организовать доходное предприятие, выпустят акции, чтоб собрать капитал, затратят денежки, а акций у них никто покупать не станет. В таких случаях говорят, что их общество лопнуло или вылетело в трубу. На самом деле никто, конечно, не лопается. Это просто фигуральное выражение, которое обозначает, что общество погибло, прекратило существование – лопнуло, как мыльный пузырь, – объяснил Жулио.
– А то, бывает, соберётся какая-нибудь шайка мошенников, – сказал Козлик. – Выпустят акции, продадут их, а сами сбегут с деньгами. Вот тогда тоже говорят, что общество лопнуло.
– Вот из-за таких жуликов теперь уже у нас и честным коротышкам не верят, – сказал Мига. – Вот мы, например: мы организовали наше акционерное общество, чтоб облагодетельствовать бедняков. Чего мы хотим? Мы хотим достать для бедняков семена с Луны, а бедняки сами же не хотят давать нам для этого деньги. Где же справедливость, я вас спрашиваю?
– Но, может быть, у бедняков нет денег? – высказал предположение Незнайка.
