Ясный полдень наступает; Царь-девица подплывает, Входит с гуслями в шатёр И садится за прибор. «Хм! Так вот та Царь-девица! Как же в сказках говорится, — Рассуждает стремянной, — Что куда красна собой Царь-девица, так что диво! Эта вовсе не красива: И бледна-то и тонка, Чай, в обхват-то три вершка; А ножонка-то ножонка! Тьфу ты! Словно у цыплёнка! Пусть полюбится кому, Я и даром не возьму». Тут царевна заиграла И столь сладко припевала, Что Иван, не зная как, Прикорнулся на кулак; И под голос тихий, стройный Засыпает преспокойно.
Запад тихо догорал. Вдруг конёк над ним заржал И, толкнув его копытом, Крикнул голосом сердитым: «Спи, любезный, до звезды! Высыпай себе беды! Не меня ведь вздёрнут на кол!» Тут Иванушка заплакал И, рыдаючи, просил, Чтоб конёк его простил. «Отпусти вину Ивану, Я вперёд уж спать не стану». — «Ну, уж бог тебя простит! — Горбунок ему кричит. — Всё поправим, может статься, Только, чур, не засыпаться; Завтра, рано поутру, К златошвейному шатру Приплывёт опять девица — Мёду сладкого напиться. Если ж снова ты заснёшь, Головы уж не снесёшь». Тут конёк опять сокрылся; А Иван сбирать пустился Острых камней и гвоздей От разбитых кораблей Для того, чтоб уколоться, Если вновь ему вздремнётся.
На другой день, поутру, К злотошвейному шатру Царь-девица подплывает, Шлюпку на берег бросает, Входит с гуслями в шатёр И садится за прибор… Вот царевна заиграла И столь сладко припевала, Что Иванушке опять Захотелося поспать. «Нет, постой же ты, дрянная! — Говорит Иван, вставая. — Ты вдругорядь не уйдёшь И меня не проведёшь.» Тут в шатёр Иван вбегает, Косу длинную хватает… «Ой, беги, конёк, беги! Горбунок мой, помоги!»
