Приключения Васи Куролесова. Страница 13
– «Водопровод хотим починить»! – передразнил Болдырев. – Если ещё раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало. – Пишу, – сказал Вася, моргнув.
Капитан прошёлся по комнате, заглянул зачем-то ещё раз под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки, которые лежали в ней.
Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно сложил туда окурки. С удивлением смотрел Вася на такие действия.
Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати. В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул мыло, повертел его в руках – «Детское», потом достал бритву. Бритва как бритва – безопасная. За бритвой показался из тумбочки маленький пузырёк тёмно-коричневого стекла.
Болдырев принялся рассматривать этот пузырёк, крутя его в пальцах. – Как думаешь, – спросил он, – что это? – Йод, – сказал Вася. – Каким раны мажут. – Откуда он? – Из тумбочки. – Прочти этикетку.
На этикетке было написано: «Тарасовская аптека. Настойка йода». – Ну и что? – спросил Вася.
– Ничего, – ответил Болдырев. – Йод из Тарасовки. – Ну и что?
– «Что» да «что»! – рассердился Болдырев, засовывая пузырёк в карман. – Запомни, и всё! Может пригодиться. – Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела. Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец: – Т-ш-ш-ш… На крыльце послышались шаги.
Капитан прошёлся по комнате, заглянул зачем-то ещё раз под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки, которые лежали в ней.
Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно сложил туда окурки. С удивлением смотрел Вася на такие действия.
Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати. В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул мыло, повертел его в руках – «Детское», потом достал бритву. Бритва как бритва – безопасная. За бритвой показался из тумбочки маленький пузырёк тёмно-коричневого стекла.
Болдырев принялся рассматривать этот пузырёк, крутя его в пальцах. – Как думаешь, – спросил он, – что это? – Йод, – сказал Вася. – Каким раны мажут. – Откуда он? – Из тумбочки. – Прочти этикетку.
На этикетке было написано: «Тарасовская аптека. Настойка йода». – Ну и что? – спросил Вася.
– Ничего, – ответил Болдырев. – Йод из Тарасовки. – Ну и что?
– «Что» да «что»! – рассердился Болдырев, засовывая пузырёк в карман. – Запомни, и всё! Может пригодиться. – Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела. Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец: – Т-ш-ш-ш… На крыльце послышались шаги.
Глава восьмая. Рашпиль
Ступеньки перестали скрипеть – человек на крыльце остановился. – Ox, – сказал он, отдуваясь.
Потом донеслось звяканье ключей и бормо-танье:
– Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо бы ло бы воблы взять, да где ж её возьмёшь?
Он замолчал и всё звенел ключами, никак, видно, не находя подходящего.
– Что это? – послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от пули что-то зашебаршилось.
В неё всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось схватить его, но палец, покрутившись, ушёл обратно.
– Воры! – закричал человек на крыльце. – Дырку просверлили!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой и тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло: – Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки вошедшего вздёрнулись вверх так резко, будто он хотел подтянуться на турнике.
Болдырев тут же подошёл к нему сзади и, похлопав его по карманам, вытащил оттуда ключи и пачку папирос «Беломор».
Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его оказалось знакомым – рябое, изъеденное оспой. «Стекло! – вспомнил Вася. – Двойное бэмское!»
– Рашпиль! – сказал Болдырев. – Старый знакомый! Можешь опустить руки.
Стекольщик, по прозвищу Рашпиль, опустил руки. Глаза его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как мыши из подвала.
– Смотри, Вася, – говорил Болдырев, – вот это Рашпиль, старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
– Два, – глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю пальцем: – Эта морда мне тоже знакомая. – Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
– Kaк – что, гражданин начальник? Домой пришёл. – Это твой дом?
– А чей же? И дом, и сад, и ульи – всё моё. Наследство от родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был. – Жаль родителя, жаль Иван Петровича, – сказал капитан. – Значит, дом теперь твой. А кто же стрелял?
– Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине был. Пришёл – дырка.
– Интересно получается, – сказал Болдырев. – Дом твой, а кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоём месте подумал.
– Чего мне думать? – ответил Рашпиль. – Пускай лошадь думает, у ней башка большая. – Ну, если не хочешь думать, тогда пошли. – Куда? – Куда надо.
Потом донеслось звяканье ключей и бормо-танье:
– Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо бы ло бы воблы взять, да где ж её возьмёшь?
Он замолчал и всё звенел ключами, никак, видно, не находя подходящего.
– Что это? – послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от пули что-то зашебаршилось.
В неё всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось схватить его, но палец, покрутившись, ушёл обратно.
– Воры! – закричал человек на крыльце. – Дырку просверлили!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой и тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло: – Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки вошедшего вздёрнулись вверх так резко, будто он хотел подтянуться на турнике.
Болдырев тут же подошёл к нему сзади и, похлопав его по карманам, вытащил оттуда ключи и пачку папирос «Беломор».
Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его оказалось знакомым – рябое, изъеденное оспой. «Стекло! – вспомнил Вася. – Двойное бэмское!»
– Рашпиль! – сказал Болдырев. – Старый знакомый! Можешь опустить руки.
Стекольщик, по прозвищу Рашпиль, опустил руки. Глаза его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как мыши из подвала.
– Смотри, Вася, – говорил Болдырев, – вот это Рашпиль, старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
– Два, – глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю пальцем: – Эта морда мне тоже знакомая. – Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
– Kaк – что, гражданин начальник? Домой пришёл. – Это твой дом?
– А чей же? И дом, и сад, и ульи – всё моё. Наследство от родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был. – Жаль родителя, жаль Иван Петровича, – сказал капитан. – Значит, дом теперь твой. А кто же стрелял?
– Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине был. Пришёл – дырка.
– Интересно получается, – сказал Болдырев. – Дом твой, а кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоём месте подумал.
– Чего мне думать? – ответил Рашпиль. – Пускай лошадь думает, у ней башка большая. – Ну, если не хочешь думать, тогда пошли. – Куда? – Куда надо.