Приехала, а там новость: весточку получили-старый барин приказал долго жить.
Хитренько с Паротей-то он устроил, а смерть его перехитрила - взяла и стукнула.
Сына так и не успел женить, и он теперь полным хозяином стал. Через малое время Паротина жена получила писемышко. Так и так, моя любезная, по вешней воде приеду на заводах показаться и тебя увезу, а музыканта твоего куда-нибудь законопатим.
Паротя про это как-то узнал, шум-крик поднял. Обидно, вишь, ему перед народом-то. Как-никак приказчик, а тут вон что - жену отбирают. Сильно выпивать стал. Со служащими, конечно. Они рады стараться на даровщинку-то. Вот раз пировали. Кто-то из этих запивох и похвастай:
- Выросла-де у нас в заводе красавица, другую такую не скоро сыщешь.
Паротя и спрашивает:
- Чья такая? В котором месте живет?
Ну, ему рассказали и про шкатулку помянули - в этой-де семье ваша жена шкатулку покупала. Паротя и говорит:
- Поглядеть бы,- а у запивох и заделье* нашлось.
- Хоть сейчас пойдем - осведетельствовать, ладно ли они новую избу поставили.
Семья хоть из вольных, а на заводской земле живут. В случае чего и прижать можно.
Пошли двое ли, трое с этим Паротей. Цепь притащили, давай промер делать, не зарезалась ли Настасья в чужую усадьбу, выходят ли вершки меж столбами.
Подыскиваются, однем словом. Потом заходят в избу, а Танюшка как раз одна была.
Глянул на нее Паротя и слова потерял. Ну, ни в каких землях такой красоты не видывал. Стоит как дурак, а она сидит - помалкивает, будто ее дело не касается.
Потом отошел малость Паротя, стал спрашивать; - Что поделываете?
Танюшка говорит:
- По заказу шью,- и работу свою показала.
- Мне,- говорит Паротя,- можно заказ сделать?
- Отчего же нет, коли в цене сойдемся.
- Можете,- спрашивает опять Паротя,- мне с себя патрет шелками вышить?
Танюшка потихоньку на пуговку поглядела, а там зеленоглазая ей знак подает - бери заказ! - и на себя пальцем указывает. Танюшка и отвечает:
- Свой патрет не буду, а есть у меня на примете женщина одна в дорогих каменьях, в царицыном платье, эту вышить могу. Только недешево будет стоить такая работа.
- Об этом,- говорит,- не сумлевайтесь, хоть сто, хоть двести рублей заплачу, лишь бы сходственность с вами была.
- В лице,- отвечает,- сходственность будет, а одежа другая.
Срядились за сто рублей. Танюшка и срок назначила - через месяц. Только Паротя нет-нет и забежит, будто о заказе узнать, а у самого вовсе не то на уме. Тоже обахмурило его, а Танюшка ровно и вовсе не замечает. Скажет два-три слова, и весь разговор. Запивохи-то Паротины подсмеиваться над ним стали:
- Тут-де не отломится. Зря сапоги треплешь!
Ну вот, вышила Танюшка тот патрет. Глядит Паротя - фу ты, боже мой! Да ведь это она самая и есть, одежой да каменьями изукрашенная. Подает, конечно, три сотенных билета, только Танюшка два-то не взяла.
- Не привышны,- говорит,- мы подарки принимать. Трудами кормимся.
Прибежал Паротя домой, любуется на патрет, а от жены впотай держит. Пировать меньше стал, в заводское дело вникать мало-мало начал.
Весной приехал на заводы молодой барин. В Полевую прикатил. Народ согнали, молебен отслужили, и потом в господском доме тонцы-звонцы* пошли. Народу тоже две бочки вина выкатили - помянуть старого, проздравить нового барина. Затравку, значит, сделали. На это все Турчаниновы мастера были. Как зальешь господскую чарку десятком своих, так и невесть какой праздник покажется, а на поверку выйдет - последние копейки умыл и вовсе ни к чему. На другой день народ на работу, а в господском дому опять пировля. Да так и пошло. Поспят сколько да опять за гулянку. Ну, там, на лодках катаются, на лошадях в лес ездят, на музыках бренчат, да мало ли. А Паротя все время пьяной. Нарочно к нему барин самых залихватских питухов поставил накачивай-де до отказу! Ну, те и стараются новому барину подслужиться.
