Скоро показался красивый молодой человек, похожий на военного; он ехал рысью по дороге, отпустив поводья. Поперек седла у него лежало ружье. Я его и раньше видел. Это был молодой Гарни Шепердсон. Вдруг ружье Бака выстрелило над самым моим ухом, и с головы Гарни слетела шляпа. Он схватился за ружье и поскакал прямо к тому месту, где мы прятались. Но мы не стали его дожидаться, а пустились бежать через лес. Лес был не густой, и я то и дело оглядывался, чтоб увернуться от пули; я два раза видел, как Гарни прицелился в Бака из ружья, а потом повернул обратно, в ту сторону, откуда приехал, – должно быть, за своей шляпой; так я думаю, только этого я не видал. Мы не останавливались, пока не добежали до дому. Сначала глаза у старого джентльмена загорелись – я думаю, от радости, – потом лицо у него как будто разгладилось, и он сказал довольно ласково:
– Мне не нравится эта стрельба из-за куста. Почему ты не вышел на дорогу, мой мальчик?
– Шепердсоны никогда не выходят, отец. Они пользуются всяким преимуществом.
Мисс Шарлотта подняла голову, как королева, слушая рассказ Бака; ноздри у нее раздувались, глаза сверкали. Молодые люди нахмурились, но не сказали ни слова. Мисс София побледнела, а когда услышала, что Гарни остался цел, опять порозовела.
Как только мне удалось вызвать Бака к кормушке под деревьями и мы остались с ним вдвоем, я спросил:
– Неужто ты хотел его убить, Бак?
– А то как же!
– Что же он тебе сделал?
– Он? Ничего он мне не сделал.
– Так за что же ты хотел его убить?
– Ни за что – из-за того только, что у нас кровная вражда.
– А что такое кровная вражда?
– Чему же тебя учили? Неужели ты не знаешь, что такое кровная вражда?
– Первый раз слышу. Ну-ка, расскажи.
– Ну вот, – сказал Бак, – кровная вражда – это вот что: бывает, что один человек поссорится с другим и убьет его, а тогда брат этого убитого возьмет да и убьет первого, потом их братья поубивают друг друга, потом за них вступаются двоюродные братья, а когда всех перебьют, тогда и вражде конец. Только это долгая песня, времени проходит много.
– А ваша вражда давно началась?
– Еще бы не давно! Лет тридцать или около того. Была какая-то ссора, а потом из-за нее судились; и тот, который проиграл процесс, пошел и застрелил того, который выиграл, – да так оно и следовало, конечно. Всякий на его месте сделал бы то же.
– Да из-за чего же вышла ссора, Бак? Из-за земли?
– Я не знаю. Может быть.
– Ну а кто же первый стрелял? Грэнджерфорд или Шепердсон?
– Господи, ну почем я знаю! Ведь это так давно было.
– И никто не знает?
– Нет, папа, я думаю, знает, и еще кое-кто из стариков знает; они только не знают, из-за чего в самый первый раз началась ссора.
– И много было убитых, Бак?
– Да! То и дело кого-нибудь хоронят. Но не всех же убивают. У папы в ноге сидит крупная дробь, только он не обращает внимания, но думает об этом, и все. Боба тоже здорово полоснули ножом, и Том был ранен раза два.
– А в этом году кого-нибудь убили, Бак?
– Да, у нас одного и у них одного. Месяца три назад мой кузен Бад поехал через лес на ту сторону роки, а оружия с собой не захватил – такая глупость! – и вдруг в одном глухом мосте слышит за собой топот; смотрит – за ним скачет плешивый Шопердсон с ружьем в руках, скачет, а седые волосы развеваются по ветру. Баду надо было соскочить с лошади да спрятаться в кусты, а он решил, что старик его не догонит, и так они скакали миль пять во весь дух, а старик все нагонял; наконец Бад видит, что дело плохо, остановил лошадь и повернулся лицом к старику, чтобы пуля попала не в спину, а в грудь, а старик подъехал поближе и убил его наповал. Только недолго ему пришлось радоваться: не прошло и недели, как наши его уложили.
– По-моему, этот старик был трус, Бак.
– А по-моему, нет. Вот уж нет! Среди Шепердсонов нет трусов, ни одного нет! И среди Грэнджерфордов тоже их нет.
