Твен М. Приключения Гекельберри Финна страница 0060
Твен М. Приключения Гекельберри Финна страница 0060
Ну, все это было нетрудно, и мы согласились. За обедом Джим прислуживал герцогу стоя и все время спрашивал: «Не хочет ли ваша светлость того или другого?» – и всякий мог сразу заметить, что герцогу это очень нравится. Зато старик надулся – совсем перестал разговаривать, и заметно было, что вся эта возня с герцогом ему очень не по вкусу. Видно было, что он чем-то расстроен. Вот немного погодя, после обеда, он и говорит: – Послушайте-ка, герцог, мне, конечно, вас очень жалко, но только не вы один претерпели такие несчастья. – Да? – Да, не вы один. Не вас одного судьба жестоко низвергла с высоты. – Увы! – Да, не у вас одного имеется тайна рождения. И старик тоже начинает рыдать, честное слово. – Постойте! Что это вы? – Герцог, можете вы сохранить мою тайну? – говорит старик, а сам все рыдает. – До самой смерти! – Герцог взял старика за руку, пожал ее и говорит: – Расскажите же мне тайну вашей жизни! – Ваша светлость, я покойный дофин! Ну, уж тут мы оба с Джимом вытаращили глаза. А герцог говорит: – Вы… кто вы такой? – Да, мой друг, это истинная правда – вы видите перед собой несчастного, без вести пропавшего дофина Людовика Семнадцатого, сына Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты 6. – Вы! В ваши-то годы! Да нет! Вы, верно, покойный Карл Великий, вам самое меньшее лет шестьсот – семьсот. – Все это от несчастий, герцог, все от несчастий! Несчастья породили эти седые волосы и эту преждевременную плешь. Да, джентльмены, вы видите перед собой законного короля Франции, в синей холстине и в нищете, изгнанника, страждущего и презираемого всеми! И тут он разрыдался, да так, что мы с Джимом прямо не знали, что делать, – до того нам было его жалко. Принялись было утешать его, как раньше утешали герцога, но он сказал, что это ни к чему, одна только смерть положит всему конец и успокоит его, хотя иногда ему все-таки делается как-то легче, если с ним обращаются соответственно его сану: становятся перед ним на одно колено, называют «ваше величество», за столом по дают ему первому и не садятся в его присутствии, пока он не позволит. Ну вот мы с Джимом и начали звать его «величеством», подавали ему то одно, то другое и не садились, пока он сам не велит. Это ему очень помогло – он скоро совсем развеселился и утешился. Зато герцог обиделся так как видно, был не очень-то доволен таким оборотом дела; но все-таки король обращался с ним подружески и даже рассказал, что его папаша-король был очень хорошего мнения о прадедушке герцога и вообще обо всех герцогах Бриджуотерских и часто приглашал их во дворец; однако герцог долго еще дулся, пока наконец король не сказал ему: – Похоже, что нам с вами долго придется просидеть на этом плоту, герцог, так что какой вам смысл обижаться? Только хуже будет. Я ведь не виноват, что не родился герцогом, и вы не виноваты, что не родились королем, – зачем же расстраиваться? Надо всегда пользоваться случаем и устраиваться получше – вот я про что говорю, такое у меня правило. Неплохо, что мы с вами сюда попали, – еды тут много, жизнь привольная. Будет вам, герцог, давайте вашу руку, и помиримся! Герцог пожал ему руку, и мы с Джимом очень этому обрадовались. Вся неловкость сразу пропала, и нам стало гораздо легче, потому что нет ничего хуже, как ссориться на плоту; самое главное, когда плывешь на плоту, – это чтобы все были довольны, не ссорились и не злились друг на друга. Я довольно скоро сообразил, что эти бродяги никакие но герцог и не король, а просто-напросто обманщики и мошенники самого последнего разбора. Но только я ничего им не сказал, даже и виду не подал, а помалкивал, и все. Это всего лучше – так и врагов не наживешь, и в беду не попадешь. Хотят, чтобы мы их звали королями и герцогами, ну и пускай себе, лишь бы между собой не ссорились; даже и Джиму говорить про это не стоило, так что я ему ничего и не сказал. Если я не научился от отца ничему хорошему, зато научился ладить с такими, как он: самое разумное – это не мешать им, пускай делают, что хотят.
