другое утро не будет он знать урока. Алёша внутренне смеялся этим угрозам, будучи уверен, что конопляное семечко поможет ему непременно.
На следующий день, в назначенный час, учитель взял в руки книжку, из которой был задан урок Алёше, подозвал его к себе и велел проговорить заданное. Все дети с любопытством обратили на Алёшу внимание, и сам учитель не знал, что подумать, когда Алёша, несмотря на то, что вовсе накануне не твердил урока, смело встал с скамейки и подошёл к нему. Алёша нимало не сомневался в том, что и этот раз ему удастся показать свою необыкновенную способность; он раскрыл рот… и не мог выговорить ни слова!
— Что же вы молчите? — сказал ему учитель. — Говорите урок.
Алёша покраснел, потом побледнел, опять покраснел, начал мять свои руки, слёзы у него от страха навернулись на глазах… Всё тщетно! Он не мог выговорить ни одного слова, потому что, надеясь на конопляное зерно, он даже и не заглядывал в книгу.
— Что это значит, Алёша? — закричал учитель. — Зачем вы не хотите говорить?
Алёша сам не знал, чему приписать такую странность, всунул руку в карман, чтоб ощупать семечко… Но как описать его отчаяние, когда он его не нашёл! Слёзы градом полились из глаз его… Он горько плакал и всё-таки не мог сказать ни слова.
Между тем учитель терял терпение. Привыкнув к тому, что Алёша всегда отвечал безошибочно и не запинаясь, он считал невозможным, чтоб Алёша не знал по крайней мере начала урока, и потому приписывал молчание его упрямству.
— Пойдите в спальню, — сказал он, — и оставайтесь там, пока совершенно будете знать урок.
Алёшу отвели в нижний этаж, дали ему книгу и заперли дверь ключом.
Лишь только он остался один, как начал везде искать конопляного зёрнышка. Он долго шарил у себя в карманах, ползал по полу, смотрел под кроватью, перебирал одеяло, подушку, простыни — всё напрасно! Нигде не было и следов любезного зёрнышка! Он старался вспомнить, где он мог его потерять, и наконец уверился, что выронил его как-нибудь накануне, играя на дворе. Но каким образом найти его? Он заперт был в комнате, а если б и позволили выйти на двор, так и это, вероятно, ни к чему бы не послужило, ибо он знал, что курочки лакомы на конопли и зёрнышко его, верно, которая-нибудь из них успела склевать! Отчаявшись отыскать его, он вздумал призвать к себе на помощь Чернушку.
— Милая Чернушка! — говорил он. — Любезный министр! Пожалуйста, явись мне и дай другое семечко! Я, право, впредь буду осторожнее…
Но никто не отвечал на его просьбы, и он наконец сел на стул и опять принялся горько плакать.
Между тем настала пора обедать; дверь отворилась, и вошёл учитель.
— Знаете ли вы теперь урок? — спросил он у Алёши.
Алёша, громко всхлипывая, принуждён был сказать, что не знает.
— Ну, так оставайтесь здесь, пока не выучите! — сказал учитель, велел подать ему стакан воды и кусок ржаного хлеба и оставил его опять одного.
Алёша стал твердить наизусть, но ничего не входило ему в голову. Он давно отвык от занятий, да и как вытвердить двадцать печатных страниц! Сколько он ни трудился, сколько ни напрягал свою память, но когда настал вечер, он не знал более двух или трёх страниц, да и то плохо. Когда пришло время другим детям ложиться спать, все товарищи его разом нагрянули в комнату, и с ними пришёл опять учитель.
— Алёша, знаете ли вы урок? — спросил он. И бедный Алёша сквозь слёзы отвечал:
— Знаю только две страницы.
— Так, видно, и завтра придётся вам просидеть здесь на хлебе и на воде, — сказал учитель, пожелал другим детям покойного сна и удалился.
Алёша остался с товарищами. Тогда, когда он был доброе и скромное дитя, все его любили, и если, бывало, подвергался он наказанию, то все о нём жалели, и это ему служило утешением. Но теперь никто не обращал на него внимания: все с презрением на него смотрели и не говорили с ним ни слова.
Он решился сам начать разговор с одним мальчиком, с которым в прежнее время был очень дружен, но
