Александр Грин "Жизнь Гнора". стр.06
То, что вы увидите, восхитительно. Милях в полутора отсюда лежит остров Аш; он невелик, уютен и как бы создан для одиночества. Но таких островов много; нет, я не стал бы отрывать вас от книги ради сентиментальной прогулки. На острове живет человек.
- Хорошо, - сказал Гнор, - человек этот, конечно, Робинзон или внук его. Я готов засвидетельствовать ему свое почтение. Он угостит нас козьим молоком и обществом попугая.
- Вы угадали. - Энниок поправил фуражку, оживление его слиняло, голос стал твердым и тихим. - Он живет здесь недавно, я навещу его сегодня в последний раз. После ухода гички он не увидит более человеческого лица. Мое желание ехать вдвоем с вами оправдывается способностью посторонних глаз из пустяка создавать истории. Для вас это не вполне понятно, но он сам, вероятно, расскажет вам о себе; история эта для нашего времени звучит эхом забытых легенд, хотя так же жизненна и правдива, как вой голодного или шишка на лбу; она жестока и интересна.
- Он старик, - сказал Гнор, - он, вероятно, не любит жизнь и людей?
- Вы ошибаетесь. - Энниок покачал головой. - Нет, он совсем еще молодое животное. Он среднего роста, сильно похож на вас.
- Мне очень жалко беднягу, - сказал Гнор. - Вы, должно быть, единственный, кто ему не противен.
- Я сам состряпал его. Это мое детище. - Энниок стал тереть руки, держа их перед лицом; дул на пальцы, хотя температура каюты приближалась к точке кипения. - Я, видите ли, прихожусь ему духовным отцом. Все объяснится. - Он встал, подошел к трапу, вернулся и, предупредительно улыбаясь, взял Гнора за пуговицу. - "Орфей" кончит путь через пять, много шесть дней. Довольны ли вы путешествием?
- Да. - Гнор серьезно взглянул на Энниока. - Мне надоели интернациональные плавучие толкучки пароходных рейсов; навсегда, на всю жизнь останутся у меня в памяти смоленая палуба, небо, выбеленное парусами, полными соленого ветра, звездные ночи океана и ваше гостеприимство.
- Я - сдержанный человек, - сказал Энниок, качая головою, как будто ответ Гнора не вполне удовлетворил его, - сдержанный и замкнутый. Сдержанный, замкнутый и мнительный. Все ли было у вас в порядке?
- Совершенно.
- Отношение команды?
- Прекрасное.
- Стол? Освещение? Туалет?
- Это жестоко, Энниок, - возразил, смеясь, Гнор, - жестоко заставлять человека располагать в виде благодарности лишь жалкими человеческими словами. Прекратите пытку. Самый требовательный гость не мог бы лучше меня жить здесь.
- Извините, - настойчиво продолжал Энниок, - я, как уже сказал вам, мнителен. Был ли я по отношению к вам джентльменом?
Гнор хотел отвечать шуткой, но стиснутые зубы Энниока мгновенно изменили спокойное настроение юноши, он молча пожал плечами.
- Вы меня удивляете, - несколько сухо произнес он, - и я вспоминаю, что... да... действительно, я имел раньше случаи не вполне понимать вас.
Энниок занес ногу за трап.
- Хорошо, - сказал Гнор, - человек этот, конечно, Робинзон или внук его. Я готов засвидетельствовать ему свое почтение. Он угостит нас козьим молоком и обществом попугая.
- Вы угадали. - Энниок поправил фуражку, оживление его слиняло, голос стал твердым и тихим. - Он живет здесь недавно, я навещу его сегодня в последний раз. После ухода гички он не увидит более человеческого лица. Мое желание ехать вдвоем с вами оправдывается способностью посторонних глаз из пустяка создавать истории. Для вас это не вполне понятно, но он сам, вероятно, расскажет вам о себе; история эта для нашего времени звучит эхом забытых легенд, хотя так же жизненна и правдива, как вой голодного или шишка на лбу; она жестока и интересна.
- Он старик, - сказал Гнор, - он, вероятно, не любит жизнь и людей?
- Вы ошибаетесь. - Энниок покачал головой. - Нет, он совсем еще молодое животное. Он среднего роста, сильно похож на вас.
- Мне очень жалко беднягу, - сказал Гнор. - Вы, должно быть, единственный, кто ему не противен.
- Я сам состряпал его. Это мое детище. - Энниок стал тереть руки, держа их перед лицом; дул на пальцы, хотя температура каюты приближалась к точке кипения. - Я, видите ли, прихожусь ему духовным отцом. Все объяснится. - Он встал, подошел к трапу, вернулся и, предупредительно улыбаясь, взял Гнора за пуговицу. - "Орфей" кончит путь через пять, много шесть дней. Довольны ли вы путешествием?
- Да. - Гнор серьезно взглянул на Энниока. - Мне надоели интернациональные плавучие толкучки пароходных рейсов; навсегда, на всю жизнь останутся у меня в памяти смоленая палуба, небо, выбеленное парусами, полными соленого ветра, звездные ночи океана и ваше гостеприимство.
- Я - сдержанный человек, - сказал Энниок, качая головою, как будто ответ Гнора не вполне удовлетворил его, - сдержанный и замкнутый. Сдержанный, замкнутый и мнительный. Все ли было у вас в порядке?
- Совершенно.
- Отношение команды?
- Прекрасное.
- Стол? Освещение? Туалет?
- Это жестоко, Энниок, - возразил, смеясь, Гнор, - жестоко заставлять человека располагать в виде благодарности лишь жалкими человеческими словами. Прекратите пытку. Самый требовательный гость не мог бы лучше меня жить здесь.
- Извините, - настойчиво продолжал Энниок, - я, как уже сказал вам, мнителен. Был ли я по отношению к вам джентльменом?
Гнор хотел отвечать шуткой, но стиснутые зубы Энниока мгновенно изменили спокойное настроение юноши, он молча пожал плечами.
- Вы меня удивляете, - несколько сухо произнес он, - и я вспоминаю, что... да... действительно, я имел раньше случаи не вполне понимать вас.
Энниок занес ногу за трап.