Глава XVII
Я вечером в углу своём
Читаю книгу перед сном,
Немало в книгах есть моих
Рассказов о делах святых;
И, затушив свечу свою,
Церковный мерный гимн пою.
Кто не уйдёт от всех забав,
Отшельнический посох взяв,
И кто не предпочтёт покой
Безумной суёте мирской?
Уортон
Гость исполнил в точности совет гостеприимного отшельника, однако довольно долго возился с арфой, прежде чем её настроил.
– Мне кажется, святой отец, – сказал он, – что тут не хватает одной струны, да и остальные в плохом виде.
– Ага, так ты заметил это? – сказал отшельник. – Значит, ты мастер своего дела. Вино и яблочная настойка, – прибавил он, с важностью подняв глаза к небу. – Вся беда от вина и яблочной настойки. Я уж говорил Аллену из Лощины, северному менестрелю, что после седьмой кружки лучше не трогать арфы. Но уж больно он упрям, с ним не сговоришься… Друг, пью за успех твоего исполнения.
Сказав это, он с важным видом опорожнил свой кубок, всё время покачивая головой при воспоминании о пьяном шотландском певце.
Тем временем рыцарь кое-как привёл струны в порядок и после краткой прелюдии спросил хозяина, что ему больше нравится: спеть ли сервенту на языке ок или же на языке уа, или виреле, или балладу на простонародном английском языке?
– Балладу, балладу, – сказал отшельник. – Это будет лучше всякой французской дребедени. Я чистейший англичанин, сэр рыцарь, такой же англичанин, каким был мой заступник святой Дунстан, а он, наверно, так же чурался этих ок и уа, как чёртова копыта. У меня в келье допускаются только английские песни.
– Ну хорошо, – согласился рыцарь, – я попробую припомнить балладу, сочинённую одним саксом, которого я знавал в Святой Земле.
Оказалось, что если рыцарь и не был вполне искусным менестрелем, то по крайней мере его вкус развился под влиянием наставников. Голос его, который от природы был грубоват и обладал небольшим диапазоном, был хорошо обработан. Поэтому он пел очень недурно и мог бы удовлетворить и более взыскательного критика, чем наш отшельник; рыцарь пел выразительно, то протяжными, то задорными звуками, оттенял слова и придавал силу и значение стихам.
ВОЗВРАЩЕНИЕ КРЕСТОНОСЦА
Из Палестины прибыл он,
Военной славой осенён,
Он через вихри битв и гроз
Крест на плечах своих пронёс.
В боях рубцами был покрыт
Его победоносный щит.
Когда темнеет небосвод,
Любимой песню он поёт:
«Возлюбленная! Рыцарь твой
Вернулся из страны чужой;
Добыча не досталась мне:
Богатство всё моё – в коне,
В моём копье, в мече моём,
Которым я сражусь с врагом.
Пусть воина вознаградят
Твоя улыбка и твой взгляд.
Возлюбленная! Я тобой
Подвигнут был на славный бой.
Ты будешь при дворе одна
Вниманием окружена;
Глашатай скажет и певец:
«Она владычица сердец,
В турнирах билось за неё
Непобедимое копьё.
И ею меч был вдохновлён,
Сразивший мужа стольких жён:
Пришёл султану смертный час —
Его и Магомет не спас.
Сияет золотая прядь.
Числа волос не сосчитать, —
Так нет язычникам числа,
Которых гибель унесла».
Возлюбленная! Честь побед
Тебе дарю; мне – славы нет.
Скорее дверь свою открой!
Оделся сад ночной росой;
Зной Сирии мне был знаком,
Мне холодно под ветерком.
Покои отвори свои —
Принёс я славу в дар любви».
