Клуб был что надо. Фойе, зал для танцев, зал для культурно-массовых мероприятий (да, так и сказал Вася-беленький, он был у студентов за старшего), две большие комнаты для библиотеки. Хорошо! Непонятно только, кто будет танцевать и культурно проводить время в этих задал: в деревне зимой студентов и отпускников нету, а свою коренную молодежь по пальцам пересчитать можно.
– Эх, жалко, – вырвалось у Альки, – музыки нету. Не потанцевать в новом клубе.
– Кто сказал, что музыки нету? – воскликнул Вася-беленький.
И тут произошло чудо: рокаха! Самая настоящая рокаха загремела в заднем углу, где были сложены всякие инструменты.
Альку бросило в жар – с детства самая любимая работка – молотить ногами. Ну и дала жизни, обновила половицы в новом клубе. Сперва с Васей-беленьким, потом с другим, с третьим, до десятка счет довела. Студенты выли от восторга, рвали ее друг у друга, но Алька не забывалась: в деревне – не в городе. Скачи да и по сторонам поглядывай, а то попадешь старухам на зубы – жизни не рада будешь.
– Спешу, спешу, мальчики! В другой раз.
Затем прежний, по-киношному, взмах рукой, широкая улыбка для всех сразу – и пошла вышивать красные узоры по выжженному солнцем пустырю.
В деревне в страдную пору, ежели и есть где жизнь днем, так это на почте. Почту, в отличие от колхозной конторы и сельсовета, ради работы не закрывают, а потому все отпускники первым делом тащатся на почту.
Алька, однако, не добралась в этот день до почты. Ибо только она вышла на земляничный угор к старой церкви, как чаячьими криками взорвался воздух:
– Аля! Аля!
Кричали из-под угора, с луга, кипевшего разноцветными платками и платьями. И не только кричали, а и махали граблями: к нам, к нам давай!
Алька много не раздумывала: туфли на модном широком каблуке в руку и прямо вниз – только камни на тропинке заскакали. А как же иначе? Ведь если на то пошло, она больше всего боялась встречи со своими вчерашними подружками: как-то они посмотрят на нее? Не начнут ли задирать свои ученые носы студентки и старшеклассницы?
Сено на лугу, под самым угором, было уже убрано, и ох же как впились в ее голые ноги жесткие, одеревеневшие стебли скошенной травы. Но разве она неженка? Разве она не дочь Пелагеи Амосовой? В общем, колючую луговинку перемахнула, не поморщившись, с ходу врезалась в девичий цветник.
– Аля! Аля! – Десятки рук обхватили ее – за шею, за талию, – просто задушили.
– Девки, девки, где наша горожаха?
А вот это уже Василии Игнатьевич, ихний председатель сельсовета, да бригадир колхоза Коля-лакомка, два старых кобеля, которые всю жизнь трутся возле девок.
Трутся вроде так, из-за своего веселого характера, а на уме-то у них – как бы какую девчонку прижать да облипить.
Девки со смехом, с визгом рассыпались но лугу, ну, а Алька осталась. Чего ей сделается? А насчет того, чтобы осудить ее за вольность, это сейчас никому и в голову не придет. На публике, на виду у всех – тут все за шутку сходит.