Чайка по имени Джонатан Ливингстон. Стр.03
Когда он пришел в себя, была уже ночь, он плыл в лунном свете по глади океана. Изодранные крылья были налиты свинцом, но бремя неудачи легло на его спину еще более тяжким грузом. У него появилось смутное желание, чтобы этот груз незаметно увлек его на дно, и тогда наконец все будет кончено.
Он начал погружаться в воду и вдруг услышал где-то в себе незнакомый глухой голос: "У меня нет выхода. Я чайка. Я могу только то, что могу. Родись я, чтобы узнать так много о полетах, у меня была бы не голова, а вычислительная машина. Родись я для скоростных полетов, у меня были бы короткие крылья, как у сокола, и я питался бы мышами, а не рыбой. Мой отец прав. Я должен забыть об этом безумии. Я должен вернуться домой, к своей стае, и довольствоваться тем, что я такой, какой есть, - жалкая, слабая чайка".
Голос умолк, и Джонатан смирился. "Ночью место чайки на берегу, и отныне, - решил он, - я не буду ничем отличаться от других. Так будет лучше для нас всех".
Он устало оттолкнулся от темной воды и полетел к берегу, радуясь, что успел научиться летать на небольшой высоте с минимальной затратой сил.
"Но нет, - подумал он. - Я отказался от жизни, я отказался от всего, чему научился. Я такая же чайка, как и все остальные, и я буду летать так, как летают чайки". С мучительным трудом он поднялся на сто футов и энергичнее замахал крыльями, торопясь домой.
Он почувствовал облегчение от того, что принял решение жить, как живет Стая. Распались цепи, которыми он приковал себя к колеснице познания: не будет борьбы, но не будет и поражений. Как приятно перестать думать и лететь в темноте к береговым огням.
- ТЕМНОТА! - раздался вдруг тревожный глухой голос. - ЧАЙКИ НИКОГДА НЕ ЛЕТАЮТ В ТЕМНОТЕ!
Но Джонатану не хотелось слушать. "Как приятно, - думал он. - Луна и отблески света, которые играют на воде в ночи, как цепочки сигнальных огней, и кругом все так мирно и спокойно..."
- Спустись! Чайки никогда не летают в темноте. Родись ты, чтобы летать в темноте, у тебя были бы глаза совы! У тебя была бы не голова, а вычислительная машина! у тебя были бы короткие крылья сокола!
Там, в ночи, на высоте ста футов, Джонатан Ливингстон прищурил глаза. Его боль, его решение - от них не осталось и следа.
Короткие крылья. КОРОТКИЕ КРЫЛЬЯ СОКОЛА!
Вот в чем разгадка! "Какой же я дурак! Все, что мне нужно, - это крошечное, совсем маленькое крыло; все, что мне нужно, - это почти полностью сложить крылья и во время полета шевелить одними только кончиками. КОРОТКИЕ КРЫЛЬЯ!"
Он поднялся на две тысячи футов над черной массой воды и, не задумываясь ни на мгновение о неудаче, о смерти, плотно прижал к телу широкие части крыльев, подставив ветру только узкие, как кинжалы, концы перо в перо - и вошел в отвесное пике.
Ветер оглушительно ревел у него над головой. Семьдесят миль в час, девяносто, сто двадцать, еще быстрее!