Когда он очутился у истертого порога, на треснувшей плите у двери того ветхого дома, где столько раз он предавался отчаянию, из залы вышла старуха и спросила его:
— Не вы ли будете господин Рафаэль де Валантен?
— Да, матушка, — отвечал он.
— Вы помните вашу прежнюю квартиру? — продолжала она. — Вас там ожидают.
— Гостиницу все еще содержит госпожа Годэн? — спросил Рафаэль.
— О, нет, сударь! Госпожа Годэн теперь баронесса. Она живет в прекрасном собственном доме, за Сеной. Ее муж возвратился. Сколько он привез с собой денег!.. Говорят, она могла бы купить весь квартал Сен-Жак, если б захотела. Она подарила мне все имущество, какое есть в гостинице, и даром переуступила контракт до конца срока. Добрая она все-таки женщина. И такая же простая, как была.
Рафаэль быстро поднялся к себе в мансарду и, когда взошел на последние ступеньки лестницы, услышал звук фортепьяно. Полина ждала его; на ней было скромное перкалевое платьице, но по его покрою, по шляпе, перчаткам и шали, небрежно брошенным на кровать, было видно, как она богата.
— Ах! Вот и вы наконец! — воскликнула она, повернув голову и вставая ему навстречу в порыве наивной радости.
Рафаэль подошел и сел рядом с Полиной, залившись румянцем, смущенный, счастливый; он молча смотрел на нее.
— Зачем же вы покинули нас? — спросила Полина и, краснея, опустила глаза. — Что с вами сталось?
— Ах, Полина! Я был, да и теперь еще остаюсь, очень несчастным человеком.
— Увы! — растроганная, воскликнула она. — Вчера я поняла все…
Вижу, вы хорошо одеты, как будто бы богаты, а на самом деле — ну, извольте-ка признаться, господин Рафаэль, все обстоит, как прежде, не так ли?
На глаза Валантена навернулись непрошеные слезы, он воскликнул:
— Полина! Я…
Он не договорил, в глазах его светилась любовь, взгляд его был полон нежности.
— О, ты любишь меня, ты любишь меня! — воскликнула Полина.
Рафаэль только наклонил голову, — он не в силах был произнести ни слова.
И тогда девушка взяла его руку, сжала ее в своей и заговорила, то смеясь, то плача:
— Богаты, богаты, счастливы, богаты! Твоя Полина богата… А мне… мне бы нужно быть нынче бедной. Сколько раз я говорила себе, что за одно только право сказать: «Он меня любит» — я отдала бы все сокровища мира! О мой Рафаэль! У меня миллионы. Ты любишь роскошь, ты будешь доволен, но ты должен любить и мою душу, она полна любви к тебе! Знаешь, мой отец вернулся.
Я богатая наследница. Родители всецело предоставили мне распоряжаться моей судьбой. Я свободна, понимаешь?
Рафаэль держал руки Полины и, словно в исступлении, так пламенно, так жадно целовал их, что поцелуй его, казалось, был подобен конвульсии. Полина отняла руки, положила их ему на плечи и привлекла его к себе; они обнялись, прижались друг к другу и поцеловались с тем святым и сладким жаром, свободным от всяких дурных помыслов, каким бывает отмечен только один поцелуй, первый поцелуй, — тот, которым две души приобретают власть одна над другою.
