Бестужев-Марлинский. Страшное гаданье. Страница 11
- Смотрите, чтобы он не заставил вас делать по своему хотенью, - произнес незнакомец важно.
- Мы будем гадать страшным гаданьем, - сказал мне на ухо парень, - закляв нечистого на воловьей коже. Меня уж раз носил он на ней по воздуху, и что видел я там, что слышал, - примолвил он, бледнея, - того… Да ты сам, барин, попытаешь все.
Я вспомнил, что в примечаниях к "Красавице озера" ("Lady of the lake") Вальтер Скотт приводит письмо одного шотландского офицера, который гадал точно таким образом, и говорит с ужасом, что человеческий язык не может выразить тех страхов, которыми он был обуян. Мне любопытно стало узнать, так ли же выполняются у нас обряды этого гаданья, остатка язычества на разных концах Европы.
- Идем же сейчас, - сказал я, опоясывая саблю свою и надевая просушенные сапоги. - Видно, мне сегодня Судьба мыкаться конями и чертями! Посмотрим, кто из них довезет меня до цели!
Я переступил за порог, когда незнакомец, будто с видом участия, сказал мне:
- Напрасно, сударь, изволите идти: воображение - самый злой волшебник, и вам бог весть что может почудиться!
Я поблагодарил его за совет, примолвив, что я иду для одной забавы, имею довольно ума, чтоб заметить обман, и слишком трезвую голову и слишком твердое сердце, чтоб ему поддаться.
- Пускай же сбудется чему должно! - произнес вслед мой незнакомец.
Проводник зашел в соседний дом.
- Вечор у нас приняли черного как смоль быка, без малейшей отметки, - сказал он, вытаскивая оттуда свежую шкуру, - и она-то будет нашим ковром-самолетом. - Под мышкой нес он красного петуха, три ножа сверкали за поясом, а из-за пазухи выглядывала головка полуштофа, по его словам какого-то зелья, собранного на Иванову ночь. Молодой месяц протек уже полнеба. Мы шли скоро по улице, и провожатый заметил мне, что ни одна собака на нас не взлаяла; даже встречные кидались опрометью в подворотни и только, ворча, выглядывали оттуда. Мы прошли версты полторы; деревня от нас скрылась за холмом, и мы поворотили на кладбище.
Ветхая, подавленная снегом, бревенчатая церковь возникала посреди полурухнувшей ограды, и тень ее тянулась вдаль, словно путь за мир могильный. Ряды крестов, тленных памятников тлеющих под ними поселян, смиренно склонялись над пригорками, и несколько елей, скрипя, качали черные ветви свои, колеблемые ветром.
- Здесь! - сказал проводник мой, бросив шкуру вверх шерстью. Лицо его совсем изменилось: смертная бледность проступила на нем вместо жаркого румянца; место прежней говорливости заступила важная таинственность. - Здесь! - повторил он. - Это место дорого для того, кого станем вызывать мы: здесь, в разные времена, схоронены трое любимцев ада. В последний раз напоминаю, барин: если хочешь, можешь воротиться, а уж начавши коляду, не оглядывайся, что бы тебе ни казалось, как бы тебя ни кликали, и не твори креста, не читай молитвы… Нет ли у тебя ладанки на вороту?