Гюстав Флобер. Воспитание чувств. Страница 076
Режембар, не двинувшись с места, протянул ему два пальца и, словно они виделись только вчера, произнес несколько незначительных фраз по поводу открытия сессии.
Фредерик прервал его, спросив тоном самым непринужденным, каким только мог:
– Как поживает Арну?
Ответа пришлось ждать долго. Режембар полоскал горло своим напитком.
– Недурно!
– А где он теперь живет?
– Да… на улице Паради-Пуассоньер, – отвечал удивленный Гражданин.
– Какой номер?
– Тридцать семь… Вы, право, чудак!
Фредерик встал.
– Как, вы уже уходите?
– Да, да, мне надо ехать, я и позабыл, что у меня дело! Прощайте!
Из кабачка Фредерик помчался к Арну, словно подгоняемый теплым ветром, с той необычайной легкостью, какую ощущаешь лишь во сне.
Он вскоре оказался перед дверью, на площадке третьего этажа; прозвонил звонок, вышла служанка, открылась вторая дверь. Г-жа Арну сидела у камина. Арну вскочил и обнял Фредерика. На коленях у нее был мальчик лет трех; дочь ее, теперь такого же роста, как мать, стояла по другую сторону камина.
– Позвольте представить вам вот этого господина, – сказал Арну, схватив сына подмышки.
И несколько минут он забавлялся тем, что высоко подбрасывал и опять подхватывал его.
– Ты его убьешь! Ах, боже мой! Да перестань! – кричала г-жа Арну.
Но Арну клялся, что опасности никакой нет, продолжал игру и даже сюсюкал ласковые слова на своем родном марсельском наречии:
– Ах ты, мой цыпленочек! Соловей мой маленький!
Затем стал расспрашивать Фредерика, почему он так долго не писал, что он делал, что побудило его вернуться.
– Я теперь, друг мой, торгую фаянсом. Но поговорим о вас.
Фредерик сослался на долгий судебный процесс, на здоровье матери, делая на это сильный упор, чтобы казаться интереснее. Короче говоря, теперь он окончательно намерен поселиться в Париже; о наследстве он промолчал, чтобы не повредить в их глазах своему прошлому.
Занавески, так же как и обивка мебели, были из шерстяного штофа коричневого цвета; две подушки лежали рядом в изголовье постели; на угольях в камине грелся чайник; абажур на лампе, стоявшей на краю комода, затенял комнату. Г-жа Арну была в синем мериносовом капоте. Она глядела на потухающие в камине угли и, придерживая одной рукой мальчика за плечо, другой развязывала ему тесемку на кофточке; малыш, оставшись в одной рубашонке, заплакал и стал чесать себе голову, совсем как сын господина Александра.
Фредерик думал, что задохнется от радости; но страсти, перенесенные в новую среду, чахнут, и когда он увидел г-жу Арну не в той обстановке, в которой раньше знал ее, ему показалось, будто она утратила что-то, как-то опустилась, словом, уже не та, что прежде. Спокойствие, которое он ощутил в своем сердце, поразило его. Он осведомился о старых друзьях, в том числе о Пеллерене.
– Я с ним редко вижусь, – сказал Арну.
Она прибавила:
– Мы больше не принимаем, как прежде!