Дрожали желтые огни свечей, время от времени с треском лопалась розетка; ленты, бусы усеивали пол; на столиках оставались липкие пятна пунша и сиропа; обои были запачканы, платья измялись, запылились; косы обвисли, а из-под румян и белил, которые растеклись вместе с потом, выступала мертвенная бледность лиц с мигающими красными веками.
У Капитанши, свежей, как будто она только что приняла ванну, щеки были розовые, глаза блестящие. Она далеко швырнула свой парик, и волосы ее упали на плечи, точно руно, закрыв собой весь ее костюм, кроме панталон, что производило впечатление забавное и вместе с тем милое.
Сфинксу, который от лихорадки щелкал зубами, понадобилась шаль.
Розанетта побежала за ней к себе в комнату, а гостья двинулась ей вслед; она быстро, перед самым ее носом, захлопнула дверь.
Турок заметил вслух, что никто не видел, как вышел г-н Удри. Все были настолько утомлены, что не обратили внимания на этот ехидный намек.
Потом, в ожидании экипажей, гости стали кутаться в плащи, надевали капоры. Пробило семь часов. Ангел все еще пребывал в столовой за тарелкой с сардинами в масле, а рядом с ним Рыбная торговка курила папиросы, давая ему житейские советы.
Наконец появились фиакры, все разъехались. Юссонэ, как провинциальный корреспондент, должен был до завтрака прочесть пятьдесят три газеты, Дикарку ждала репетиция в театре, Пеллерена ждал натурщик, Церковному певчему предстояло три свидания. Ангел, ощутив первые приступы расстройства желудка, не в силах был встать. Средневековый барон на руках отнес молодую женщину до фиакра.
– Осторожнее с крыльями! – крикнула в окно Грузчица.
М-ль Ватназ, уже стоя на лестнице, сказала Розанетте:
– Прощай, дорогая! Твой вечер очень удался.
Потом наклонилась к ее уху:
– Держи его при себе!
– До лучших времен, – сказала Капитанша, медленно поворачиваясь к ней спиной.
Арну и Фредерик возвращались вместе, так же как и приехали. У торговца фаянсом вид был такой сумрачный, что его спутник решил, уж не болен ли он.
– Я? Нисколько!
Он покусывал усы, хмурил брови, и Фредерик спросил, не дела ли так беспокоят его.
– Да ничуть!
Потом вдруг:
– Ведь вы были знакомы с дядюшкой Удри? Не правда ли?
И со злобой прибавил:
– Богат, старый плут!
Далее Арну заговорил о каком-то важном обжигании, которое сегодня предстояло закончить у него на фабрике. Он хотел присутствовать при этом. Поезд отправлялся через час.
– Надо все-таки зайти поцеловать жену!
«Гм… жену!» – подумал Фредерик.
Наконец он лег спать с невыносимой болью в затылке и выпил целый графин воды, чтобы утолить жажду.
Иная жажда стала мучить его – жажда женщин, роскоши и всего того, что составляет парижскую жизнь. Он чувствовал себя слегка ошеломленным, точно человек, сошедший с корабля, и не успел еще уснуть, как перед ним замелькали плечи Рыбной торговки, бедра Грузчицы, икры Польки, волосы Дикарки.