Играл большую роль в событиях 15 мая 1848 г. и был приговорен к десяти годам тюрьмы. Пользовался большой популярностью среди рабочих.] – человеком крайне опасным; а когда Фредерик спросил его, как надо было бы, поступить, он ответил, схватив его за руку и сжав ее до боли:
– Взять Рейн, говорю вам, взять Рейн, черт побери!
Затем он стал обвинять реакцию.
Она сбросила с себя маску. Разгром замков Нейи и Сюрен,[149 - Разгром замков Нейи и Сюрен…– Замок в Нейи, любимая резиденция Луи-Филиппа, был разгромлен толпой 25 февраля 1848 г.; замок банкира Ротшильда, Сюрен, постигла та же участь.] пожар в Батиньоле, волнения в Лионе, всякое неистовство, всякая обида давали теперь повод к преувеличениям, так же как и циркуляр Ледрю-Роллена,[150 - Циркуляр Ледрю-Роллена. – Перед выборами в Учредительное собрание Ледрю-Роллен, как министр внутренних дел, разослал циркуляр комиссарам Временного правительства, предлагая обеспечить успех испытанным «старым республиканцам».] принудительный курс кредитных билетов,[151 - …принудительный курс кредитных билетов… – Французский банк в 1848 г. оказался на грани банкротства, поэтому был декретирован принудительный курс кредитных билетов, обеспечение которых ограничивалось суммой в двести пятьдесят миллионов.] рента, упавшая до шестидесяти франков, и, наконец, высшее беззаконие, последний удар, ужаснейшая из гнусностей – налог в сорок пять сантимов.[152 - …налог в сорок пять сантимов.– 16 марта 1848 г. Временное правительство увеличило на сорок пять процентов четыре основных прямых налога. Эта мера оттолкнула от буржуазной республики широкие массы.] А в довершение всего – социализм! Хотя эти теории, столь же новые, как игра в «гусек», подвергались в течение сорока лет достаточному обсуждению, чтобы заполнить целые библиотеки, они напугали обывателей, словно град аэролитов; и люди негодовали, преисполненные той ненависти, какую порождает всякая новая идея именно потому, что это – идея, ненависти, которая потом создает ей славу и в силу которой ее враги всегда стоят ниже ее, как бы ничтожна она ни была.
И вот собственность сделалась предметом почитания, почти близкого к культу, и слилась с понятием бога. Нападки на нее стали казаться святотатством, чуть ли не людоедством. Несмотря на самое гуманное законодательство, какое было когда-либо, снова возник призрак 93-го года, и в каждом слоге слова «республика» слышался лязг ножа гильотины, что, впрочем, не мешало презирать эту республику за ее слабость. Франция, лишившись господина, стала кричать от страха, как слепец, потерявший палку, как малыш, отбившийся от няньки.
Но ни один француз так не струсил, как г-н Дамбрёз. Новый порядок вещей угрожал его благосостоянию, но, главное, он обманул и его опытность. Такая прекрасная система, такой мудрый король! Возможно ли? Миру пришел конец!