– И поступили вы так не потому, что он священнослужитель, ибо мы тоже священнослужители. Рабочий – священнослужитель, так же как и основоположник социализма, наш общий учитель Иисус Христос!
Настало время утвердить царство божие. Евангелие – прямой путь к восемьдесят девятому году! После уничтожения рабства – освобождение пролетариата. Миновал век ненависти, настанет век любви.
Христианство – основа, краеугольный камень нового здания…
– Смеетесь вы над нами, что ли? – крикнул агент по винной торговле. – Откуда этот поп?
Выпад его вызвал большую суматоху. Почти все повскакали на скамейки и, сжав кулаки, завопили: «Безбожник! Аристократ! Сволочь!» – меж тем как председатель не переставая звонил и с удвоенной силой раздавались крики: «К порядку! К порядку!» Но патриот, исполненный отваги и к тому же подкрепившийся до собрания «тремя чашками кофе», отбивался.
– Как! Я аристократ? Это еще что?!
Получив, наконец, позволение объясниться, он заявил, что спокойствия не будет, пока существуют священники, и раз речь идет об экономии, то всего экономнее упразднить церкви, дароносицы и вообще всякие обряды.
Кто-то заметил, что он заходит слишком далеко.
– Да, я далеко захожу! Но когда корабль застигнут бурей…
Не дожидаясь, чем кончится это сравнение, другой возразил:
– Не спорю! Но это то же самое, что разрушить одним ударом, как поступает безрассудный каменщик…
– Вы оскорбляете каменщиков! – завопил какой-то гражданин, весь в известке; и, вообразив, что ему брошен вызов, он стал ругаться, хотел затеять драку, схватился за скамейку. Понадобилось три человека, чтобы выставить его из зала.
А между тем рабочий все еще стоял на трибуне. Оба секретаря предупреждали его, что пора сойти. Он запротестовал против такого нарушения его законных прав:
– Вы не можете заткнуть мне рот, я буду кричать: нашей дорогой Франции – вечная любовь! Республике – тоже вечная любовь!
– Граждане! – сказал Компен. – Граждане!
И, добившись некоторого затишья благодаря неустанному повторению слова «граждане», он положил на кафедру свои красные, похожие на обрубки руки, наклонился вперед и, замигав, сказал:
– Полагаю, что следовало бы найти более широкое применение телячьей голове.
Все безмолвствовали, думая, что ослышались.
– Да, телячьей голове!
Триста человек, как один, ответили взрывом смеха. Задрожал потолок. Увидев все эти лица, скорчившиеся от хохота, Компен подался вперед. Он продолжал, рассвирепев:
– Как! Вы не знаете, что такое телячья голова?
Тут началось безумие. Люди хватались за бока. Некоторые даже падали на пол, валились под скамейки. Компен, не выдержав, вернулся к Режембару и хотел увести его.
– Нет, я останусь до конца! – сказал Гражданин.
Услышав этот ответ, Фредерик решился и, оглядываясь по сторонам, стал искать поддержки у своих друзей, как вдруг заметил Пеллерена, стоявшего перед ним на трибуне.