Александр Герцен. Сорока-воровка. Страница 05
— О чем это вы так горячо проповедуете? — спросил, входя в комнату, один известный художник.
— Вот кстати-то, как нельзя больше; решайте нам вопрос, занимающий нас; мы единогласно выбираем вас непогрешающим судией.
— Много чести. В чем же дело?
— Во-первых, скажите, видали ли вы русскую актрису, которая бы вполне удовлетворила всем вашим требованиям на искусство?
— Которая была бы не хуже Марс, Рашель?[9 - Марс (А Бутье), Э Рашель, Л. Аллан, Ж. Плесси — французские актрисы.]
— Хоть Аллан и Плесси.
— Видел, — отвечал артист, — видел великую русскую актрису; только я ее сужу без всякого сравнения; все названные вами актрисы хороши, велики, каждая в своем роде, но как их искусство относится к той, которую я видел, не знаю. Знаю, что я видел великую актрису и что она была русская.
— В Москве или Петербурге?
— Вот задача-то для нашего славянина, — подхватил один из говоривших, — как вы думаете, ведь театр-то более принадлежит петербургской эпохе, нежели московской. Ну, где же она была?
— Все-таки, должно быть, в Москве, — решительно возразил славянин.
— Успокойтесь, Я ее видел ни там, ни тут, а в одном маленьком губернском городе.
— Вы это, верно, говорите для оригинальности, хотите нас поразить эффектом.
— Может быть. Вы признали меня непогрешающим судьей — ваше дело верить. Ну, как я теперь вам докажу, что двадцать лет тому назад я видел великую актрису, что я тогда рыдал от «Сороки-воровки»[10 - …рыдал от «Сороки-воровки» — Имеется в виду историческая мелодрама французских писателей Л.-Ш. Кенье и д'Обиньи. В Петербурге впервые поставили в 1816 г.] и что все это было в маленьком городке?
— Очень легко. Расскажите нам какие-нибудь подробности о ней: ведь не с неба же она свалилась прямо в «Сороку-воровку» и не улетела же вместе с безнравственной птицей.
— Пожалуй, — да только эти воспоминанья не отрадны для меня, как-то очень тяжелы. Но извольте, что помню — расскажу. Дайте сигару.
— Вот вам casadores cubrey, — сказал европеец, вынимая из портфеля длинную, стройную сигару, которой наружность ясно доказывала, что она принадлежит к высшей аристократии табачного листа.
— Вы знаете человеческую слабость — о чем бы человек ни вспоминал, он начинает всегда с того, что вспомнит самого себя; так и я, грешный человек, попрошу у вас позволенья начать с самого себя.
— От души позволяем, от всей души.
— Не знаю, будут ли подробности об актрисе интересны, а об вас-то наверное:
Parlez-nous de vous, notre grand-père
Parlez-nous de vous![11 - Расскажите нам о себе, дедушка, расскажите нам о себе! (фр.).] —
напевал европеец.
Все успокоились, все немножко подвинулись, как обыкновенно бывает, когда приготовляются слушать. Передаю здесь, насколько могу, рассказ художника; конечно, записанный, он много потеряет и потому, что трудно во всей живости передать речь, и потому, что я не все записал, боясь перегрузить статейку.