Перед ним вновь оживает страшное 18 июня исчезает искусственный курган-памятник, пропадает лев, поле битвы вновь обретает свой настоящий облик; на равнине колышутся ряды пехоты, на горизонте стремительно проносится конница; потрясенный мечтатель видит сверкание сабель, блеск штыков, вспышки взрывающихся бомб, чудовищную перекличку громов; ему слышится хрипение в глубине могилы, смутный гул призрачной битвы. Эти тени - гренадеры; вон те мерцающие огоньки - кирасиры; этот скелет - Наполеон, тот скелет Веллингтон. Все уже давно истлело, но продолжает сшибаться и бороться, и овраги обагряются кровью, и дрожат дерева, и до самых облаков вздымается неистовство битвы, и смутно возникают во мраке все эти зловещие высоты, Мон -Сен -Жан, Гугомон, Фришмон, Папелот и Плансенуа, а над ними вихрь истребляющих друг друга привидений.
Глава семнадцатая
СЛЕДУЕТ ЛИ СЧИТАТЬ ВАТЕРЛОО СОБЫТИЕМ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ?
Существует весьма почтенная либеральная школа, которая не осуждает Ватерлоо. Мы к ней не принадлежим. Для нас Ватерлоо -лишь поразительная дата рождения свободы. То, что из подобного яйца мог вылупиться подобный орел, явилось полной неожиданностью.
В сущности, Ватерлоо по замыслу должно было явиться победой контрреволюции. Это - Европа против Франции; Петербург, Берлин, Вена - против Парижа; status quo* против дерзанья; 14-е июля 1789 года, штурмуемое 20 марта 1815 года; сигнал к боевым действиям монархических держав против не поддающегося обузданию мятежного духа французов. Унять, наконец, этот великий народ, погасить этот вулкан, действующий уже двадцать шесть лет, -такова была мечта. Здесь проявилась солидарность Брауншвейгов, Нассау, Романовых, Гогенцоллернов, Габсбургов с Бурбонами. Ватерлоо несло на своем хребте "священное право". Правда, если Империя была деспотической, то королевская власть, в силу естественной реакции, должна была по необходимости стать либеральной, и невольным следствием Ватерлоо, к великому сожалению победителей, явился конституционный порядок. Ведь революция не может быть побеждена до конца; будучи предопределенной и совершенно неизбежной, она возникает снова и снова: до Ватерлоо - в лице Бонапарта, опрокидывающего старые троны, после Ватерлоо- в лице Людовика XVIII, дарующего хартию и подчиняющегося ей. Бонапарт сажает на неаполитанский престол форейтора, а на шведский - сержанта, пользуясь неравенством для доказательства равенства; Людовик XVIII подписывает в Сент -Уэне декларацию прав человека. Если вы желаете уяснить себе, что такое революция, назовите ее Прогрессом, а если вы желаете уяснить себе, что такое прогресс, назовите его Завтра. Это Завтра неотвратимо творит свое дело и начинает его с сегодняшнего дня. Пусть самым необыкновенным образом, но оно всегда достигает своей цели. Это Завтра, пользуясь Веллингтоном, делает из Фуа, бывшего всего только солдатом ,оратора, Фуа повержен наземь у Гугомона - и вновь поднимается на трибуне. Так действует прогресс. Для этого рабочего не существует негодных инструментов.
