- Надо соразмерять свои силы. Монастырь -не дровяной склад.
- А женщина - не мужчина. Вот брат мой, тот силен!
- Кроме того, у вас будет рычаг.
- Только такой ключ и подходит к таким дверям.
- В плите есть кольцо.
- В него я продену рычаг.
- А плита устроена так, что можно ее повернуть.
- Хорошо, матушка Я отворю склеп.
- Четыре сестры -клирошанки вам помогут.
- А когда склеп будет отворен?..
- Тогда его придется опять затворить.
- И все?
- Нет, не все.
- Приказывайте, матушка.
- Фован! Мы вам доверяем.
- Я нахожусь здесь, чтобы исполнять любые приказания.
- И хранить молчание.
- Да, матушка.
- Когда склеп будет открыт...
- То я его опять затворю.
- Но сначала...
- Что, матушка?
- В него надо будет кое-что опустить.
Наступило молчание. Настоятельница поджала нижнюю губу, точно сомневаясь в чем-то, потом опять заговорила:
- Дедушка Фован!
- Слушаю, матушка.
- Вам известно, что утром скончалась монахиня?
- Нет.
- Разве вы не слыхали колокольного звона?
- В саду ничего не слышно.
- Правда?
- Я плохо слышу звон, которым вызывают меня.
- Она скончалась на рассвете.
- А кроме того, ветер дул не в мою сторону.
- Преставилась матушка Распятие. Праведница.
Настоятельница умолкла, пошевелила губами, словно мысленно произнося молитву, и продолжала:
- Три года тому назад госпожа Бетюн, янсенистка, приняла истинною веру только потому, что видела, как молится мать Распятие.
- А, верно! Вот теперь, матушка, я слышу похоронный звон.
- Монахини перенесли ее в покойницкую, рядом с церковью.
- Я знаю, где это.
- Ни один мужчина, кроме вас, не смеет и не должен входить туда. Следите за этим. Что было бы, если бы в покойницкую проник мужчина!
Пробило девять часов.
- В девять часов и на всякий час хвала и поклонение святым дарам престола! - произнесла настоятельница.
- Аминь, - сказал Фошлеван и отер со лба пот.
Настоятельница опять что-то пробормотала, наверно -из Священного писания, потом, повысив голос, изрекла:
- При жизни мать Распятие обращала в истинную веру; после смерти она будет творить чудеса.
- Уж она-то будет их творить! - подтвердил Фошлеван, подделываясь к настоятельнице.
- Дедушка Фован! Для общины мать Распятие была благословением божьим. Конечно, не всякому посылается такая кончина, как кардиналу Берюлю, который, служа обедню, со словами Наnс igitur oblationem* на устах, отдал богу душу. Но, хотя наша усопшая и не была удостоена такого счастья, кончине ее все же можно позавидовать. Она до последней минуты была в полном сознании. Она говорила с нами, потом говорила с ангелами. Она сообщила нам свою последнюю волю. Если бы вы были крепче в вере и могли бы тогда быть у нее в келье, то она одним своим прикосновением исцелила бы вашу ногу.
