А на Жондрете был все тот же новый, слишком просторный редингот, подаренный Белым, и в его костюме по-прежнему поражало несоответствие между рединготом и панталонами, столь любезное, по мнению Курфейрака, сердцу поэта.
Вдруг Жондрет возвысил голос:
- Постой! Дай сообразить. Ведь по такой погоде он, пожалуй, приедет в фиакре. Бери-ка фонарь, зажги и спускайся вниз. Станешь за дверью. Как только услышишь, что подъехала карета, живо отвори; пока он подымется, ты посветишь ему на лестнице и в коридоре, а как только проводишь сюда, опять спустись бегом, рассчитайся с кучером и отошли его.
- А деньги где? - спросила жена.
Жондрет пошарил в карманах штанов и протянул ей пять франков.
- Это еще откуда? - воскликнула она.
- Тот лобанчик, что дал утром сосед, - с важным видом ответил Жондрет и прибавил: -Знаешь что? Надо бы принести сюда два стула.
- Зачем?
- Чтобы было на чем сидеть.
У Мариуса пробежал по коже мороз, когда он услышал спокойный ответ тетки Жондрет:
- Ладно! Пойду приволоку их от соседа.
Она быстро отворила дверь и вышла в коридор.
Мариусу не хватило времени соскочить с комода, добраться до кровати и спрятаться.
- Возьми свечу! - крикнул Жондрет вдогонку.
- Не надо, - сказала она, - только помешает, ведь мне два стула тащить. От луны и так светло.
Мариус услышал, как тяжелая рука тетки Жондрет ощупью искала в темноте ключ. Дверь распахнулась. Он застыл, пригвожденный к месту неожиданностью и страхом.
Тетка Жондрет вошла в комнату.
Сквозь чердачное окно пробивался узкий лунный луч, разрезавший тьму как бы на два полотнища. Одно из этих широких полотнищ тьмы целиком закрывало стену, к которой прислонился Мариус, и его не было видно.
Тетка Жондрет подняла глаза, не заметила никого, взяла оба стула, единственную мебель Мариуса, и вышла, оглушительно хлопнув дверью.
Она вернулась в свою конуру.
- Вот тебе стулья.
- А вот и фонарь, - сказал муж. - Спускайся, живо!
Она быстрым шагом вышла из комнаты, и Жондрет остался один.
Он поставил стулья по обеим сторонам стола, перевернул долото в угольях, придвинул к камину старые ширмы, загородив ими жаровню, затем направился в угол, где лежала груда веревок, и нагнулся над ней, что-то разглядывая. То, что Мариус принял за бесформенную кучу хлама, оказалось отлично слаженной веревочной лестницей с деревянными перекладинами и двумя крючьями.
Ни лестницы, ни похожих на железные бруски тяжелых инструментов, добавленных к груде железного дома за дверью, не было утром в лачуге Жондрета; очевидно, он принес их днем, когда Мариус уходил.
"Это кузнечные инструменты", -подумал Мариус.
Если бы Мариус лучше разбирался в таких вещах, то понял бы, что он принимал за орудия кузнеца особый набор для отмычки замков или взлома дверей, а также колющие и режущие инструменты - два типа зловещих орудий, известных у воров под названием "жало" и "резь".
