Как мы уже отмечали, большой город похож на артиллерийское орудие: когда оно заряжено, достаточно искры, чтобы последовал залп. В июле 1832 года такой искрой оказалась смерть генерала Ламарка.
Ламарк был человек действия и доброй славы. И при Империи и при Реставрации он проявил двойную доблесть, необходимую для этих двух эпох: доблесть воина и доблесть оратора. Он был так же красноречив, как ранее был отважен: его слово было подобно мечу. Как и его предшественник Фуа, он, высоко державший знамя командования, теперь высоко держал знамя свободы. Занимая место между левой и крайней левой, он был любим народом за то, что смело смотрел в будущее, и толпой - за то, что хорошо служил императору. Вместе с графом Жераром и графом Друэ он чувствовал себя in petto* одним из маршалов Наполеона. Трактаты 1815 года он воспринял как личное оскорбление. Он ненавидел Веллингтона нескрываемой ненавистью, вызывавшей сочувствие у народа, и в продолжение семнадцати лет, едва замечая происходившие в это время события, величественно хранил печаль Ватерлоо. Умирая, он в свой смертный час прижал к груди шпагу, которую ему поднесли как почетную награду офицеры Ста дней. Наполеон умер со словом армия на устах. Ламарк со словом отечество.
*В душе (итал.)
Близкая его смерть страшила народ, как потеря, а правительство - как повод к волнениям. Эта смерть была трауром. Как всякая скорбь, траур может обернуться взрывом. Так именно и произошло.
Накануне и в самый день 5 июня - день, назначенный для погребения генерала Ламарка, - Сент -Антуанское предместье, мимо которого должна была проходить похоронная процессия, приняло угрожающий вид. Запутанная сеть улиц наполнилась глухим ропотом толпы. Люди вооружались, как могли. Столяры запасались распорками от верстаков, "чтобы взламывать двери". Один из них сделал кинжал из крючка для надевания сапог, взятого у сапожника, отломив загнутую часть и заточив обломок. Другой, горя желанием "идти на приступ", три дня спал не раздеваясь. Плотник Ломбье встретил приятеля; тот спросил: "Куда ты идешь?" -"Да видишь ли, у меня нет оружия". - "Ну так что же?" - "Вот я и иду на стройку за своим циркулем" - "А на что он тебе?" - "Не знаю", -ответил Ломбье. Некто Жаклин, человек предприимчивый, ловил проходивших рабочих: "Ну-ка, поди сюда!" Потом давал им десять су на вино и спрашивал- "У тебя есть работа?" -"Нет". -"Поди к Фиспьеру - это между Монрейльской и Шаронской заставами, -там найдешь работу". У Фиспьера они получали патроны и оружие. Некоторые известные главари "мчались как на почтовых", то есть бегали всюду, чтобы собрать свой народ У Бартелеми, возле Тронной заставы, и у Капеля, в "Колпачке", посетители подходили друг к другу с серьезным видом. Слышно было, как они переговаривались: "Ты где держишь пистолет?" - "Под блузой". - "А ты?" - "Под рубашкой". На Поперечной улице, у мастерской Роланда, и во дворе Мезон -Брюле, против мастерской инструментальщика Бернье, шептались кучки людей.
