- Я не могу сойти с коляски.
- Почему?
- Меня наняли.
- Тьфу пропасть!
- Нынче мне весь день работать на полицию в этом самом наряде.
- Что правда, то правда!
- Сойди я с коляски, меня первый же легавый застукает. Сам знаешь.
- Как не знать!
- На сегодня меня сторговали фараоны.
- Мне нет дела, кто тебя сторговал. Меня бесит этот старик.
- Тебя бесят старики? Полно, ты же не девчонка!
- Он едет в первой коляске.
- Ну и что же?
- В тарахтелке невесты.
- А дальше?
- Стало быть, это отец.
- А мне плевать!
- Говорят тебе, это отец.
- Отец так отец, эка невидаль!
- Слушай.
- Чего еще?
- Я могу выходить только в маске. Так я хорошо укрыт, никто не знает, что я здесь. Но завтра уже не будет масок. Завтра покаянная среда. Я могу засыпаться. Придется уползти в свою дыру. А ты свободна.
- Не так чтобы очень.
- Все же больше, чем я.
- Ладно, ну а дальше?
- Постарайся узнать, куда поехала свадьба.
- Куда она поехала?
- Да.
- Я и так знаю.
- Куда же она едет?
- На улицу Синий циферблат.
- Во-первых, она вовсе не в той стороне.
- Ну тогда к Винной пристани.
- А может, и еще куда?
- Это их дело. Свадьбы едут, куда хотят.
- Не в том суть. Говорят тебе, постарайся узнать, что это за свадьба со стариком в пристяжке и где они живут.
- Да ты обалдел? Вот умора! Поди попробуй через неделю найти свадьбу, которая проехала по Парижу во вторник на масленой. Ищи иголку в сене. Да разве это мыслимо?
- Мало ли что! Надо постараться. Слышишь, Азельма?
В эту минуту обе вереницы экипажей по обеим сторонам бульвара тронулись в путь в противоположных направлениях, и карета с масками потеряла из виду "тарахтелку" с новобрачной.
Глава вторая
У ЖАНА ВАЛЬЖАНА РУКА ВСЕ ЕЩЕ НА ПЕРЕВЯЗИ
Осуществить свою мечту! Кому дано такое счастье? Должно быть, в небесах намечают и избирают достойных; мы все, без нашего ведома, в числе кандидатов; ангелы подают голоса. Козетта и Мариус попали в число избранников.
В мэрии и в церкви Козетта была ослепительно хороша и трогательна. Ее наряжала Тусен с помощью Николетты.
Поверх чехла из белой тафты на ней было платье бельгийского гипюра, фата из английских кружев, жемчужное ожерелье, венок из померанцевых цветов; все было белое, и в этой белизне она блистала, как заря. От нее исходило тонкое очарование, окружавшее ее сияющим ореолом; чудилось, будто земная дева на ваших глазах превращается в богиню.
Красивые волосы Мариуса были напомажены и надушены; кое-где под густыми кудрями виднелись бледные шрамы - рубцы от ран, полученных на баррикаде.
Дед, более чем когда-либо воплощая в своем наряде и манерах все изящество и щегольство времен Барраса, величественно, с гордо поднятой головой вел Козетту к венцу.