Виктор Гюго. Отверженные. Часть 5. Стр.196
- Умрете? - вскричал Мариус.
- Да, но это ничего не значит, - сказал Жан Вальжан.
Он вздохнул, улыбнулся и заговорил снова:
- Козетта! Ты мне рассказывала, продолжай, говори еще. Стало быть, маленькая птичка умерла. Говори, я хочу слышать твой голос!
Мариус глядел на старика, словно окаменев.
Козетта испустила душераздирающий вопль:
- Отец! Отец мой! Вы будете жить! Вы должны жить! Я хочу, чтобы вы жили, слышите?
Жан Вальжан, подняв голову, с обожанием глядел на Козетту.
- О да, запрети мне умирать! Кто знает? Быть может, я послушаюсь тебя. Я уже умирал, когда вы пришли. Это меня остановило, мне показалось, что я оживаю.
- Вы полны жизни и сил! - воскликнул Мариус. - Неужели вы думаете, что люди умирают вот так, сразу? У вас было горе, оно прошло, все миновало. Это я должен просить у вас прощенья, и я прошу его на коленях! Вы будете жить, жить с нами, жить долго. Мы вас берем с собой. У нас обоих будет отныне одна мысль - о вашем счастье!
- Ну вот, видите, - сказала Козетта вся в слезах, - Мариус тоже говорит, что вы не умрете.
Жан Вальжан улыбался.
- Если вы и возьмете меня к себе, господин Понмерси, разве я перестану быть тем, что я есть? Нет. Господь рассудил так же, как я и вы, а он не меняет решений; надо, чтобы я ушел. Смерть - прекрасный выход из положения. Бог лучше нас знает, что нам надобно. Пусть господин Понмерси будет счастлив с Козеттой, пусть молодость соединится с ясным утром, пусть радуют вас, дети мои, сирень и соловьи, пусть жизнь ваша будет залита солнцем, как цветущий луг, пусть все блаженство небес снизойдет в ваши души. а я ни на что больше не нужен, я умру; так надо, и это хорошо. Поймите, будем благоразумны, ничего нельзя поделать, я чувствую, что все кончено. Час назад у меня был обморок. А сегодня ночью я выпил весь этот кувшин воды. Какой добрый у тебя муж, Козетта! Тебе с ним гораздо лучше, чем со мной.
У дверей послышались шаги. Вошел доктор.
- Здравствуйте и прощайте, доктор! - сказал Жан Вальжан. - Вот мои бедные дети.
Мариус подошел к врачу. Он обратился к нему с одним словом: "Сударь...", но в тоне, каким оно было произнесено, заключался безмолвный вопрос.
На этот вопрос доктор ответил выразительным взглядом.
- Если нам что-либо не по душе, -молвил Жан Вальжан, -это еще не дает права роптать на бога.
Наступило молчание. У всех сжалось сердце.
Жан Вальжан обернулся к Козетте. Он вглядывался в нее так напряженно, словно хотел унести ее образ в вечность. В темной глубине, куда он уже спустился, ему все еще доступно было чувство восхищения Козеттой. На бледном его челе словно лежало светлое отражение ее нежного личика. И у могилы есть свои радости.
Доктор пощупал ему пульс.
- А, так это по вас он тосковал! - проговорил он, глядя на Козетту и Мариуса. И, наклонившись к уху Мариуса, тихо добавил: - Слишком поздно.