Собор Парижской Богоматери. Книга 10. Стр.13
Это так же верно, как то, что святой Элуа был отличным золотых дел мастером и что в городе Париже пять цехов: дубильщиков, сыромятников, кожевников, кошелечников и парильщиков кож, а святого Лаврентия сожгли на костре из яичной скорлупы. Клянусь вам, друзья!
Год не буду пить перцовки.
Если вам сейчас солгал! Милашка! Ночь нынче лунная, погляди-ка в отдушину, как ветер мнет облака! Точь-в-точь, как я твою косынку! Девки, утрите сопли ребятам и свечам! Христос и Магомет! Что это я ем. Юпитер? Эй, сводня! У твоих потаскух потому на голове нет волос, что все они в твоей яичнице. Старуха, я люблю лысую яичницу! Чтоб дьявол тебя сделал курносой! Нечего сказать, хороша вельзевулова харчевня, где шлюхи причесываются вилками!
Выпалив это, он разбил свою тарелку об пол и загорланил:
Клянуся божьей кровью
Законов, короля,
И очага, и крова
Нет больше у меня!
И с верою Христовой
Давно простился я!
Тем временем Клопен Труйльфу успел закончить раздачу оружия. Он подошел к Гренгуару, – тот, положив ноги на каминную решетку, о чем-то думал.
– Дружище Пьер! О чем это ты, черт возьми, задумался? – спросил король Алтынный.
Гренгуар, грустно улыбаясь, обернулся к нему.
– Я люблю огонь, дорогой повелитель. Но не по той низменной причине, что он согревает нам ноги или варит нам суп, а за его искры. Иногда я провожу целые часы, глядя на них. Многое мне открывается в этих звездочках, усеивающих черную глубину очага. Эти звезды – тоже целые миры.
– Гром и молния! Хоть бы я что-нибудь понял! – воскликнул бродяга. Ты не знаешь, который час?
– Не знаю, – ответил Гренгуар.
Клопен подошел к египетскому герцогу.
– Дружище Матиас! Мы выбрали неподходящее время. Говорят, будто Людовик Одиннадцатый в Париже.
– Лишняя причина вырвать из его когтей нашу сестру, – ответил старый цыган.
– Ты рассуждаешь, как подобает мужчине, Матиас, – сказал король Арго. – К тому же мы быстро с этим управимся. В соборе нам нечего опасаться сопротивления. Каноники – зайцы, кроме того, сила за нами! Судейские попадут впросак, когда завтра придут за ней! Клянусь папскими кишками, я не хочу, чтобы они повесили эту хорошенькую девушку!
Клопен вышел из кабака.
А Жеан орал хриплым голосом:
– Я пью, я ем, я пьян, я сам Юпитер! Эй, Пьер Душегуб! Если ты еще раз посмотришь на меня такими глазами, то я собью тебе щелчками пыль с носа!
Гренгуар, потревоженный в своих размышлениях, стал наблюдать окружавшую буйную и крикливую толпу, бормоча сквозь зубы: Luxuriosa res vinum et tumultuosa ebrietas.[149 - От вина распутство и буйное веселье (лат.)] Как хорошо, что я не пью! Прекрасно сказано у святого Бенедикта: Vinum apostatare facit etiam sapientes![150 - Вино доводит до греха даже мудрецов! (лат.)]
В это время вернулся Клопен и крикнул громовым голосом:
– Полночь!
Год не буду пить перцовки.
Если вам сейчас солгал! Милашка! Ночь нынче лунная, погляди-ка в отдушину, как ветер мнет облака! Точь-в-точь, как я твою косынку! Девки, утрите сопли ребятам и свечам! Христос и Магомет! Что это я ем. Юпитер? Эй, сводня! У твоих потаскух потому на голове нет волос, что все они в твоей яичнице. Старуха, я люблю лысую яичницу! Чтоб дьявол тебя сделал курносой! Нечего сказать, хороша вельзевулова харчевня, где шлюхи причесываются вилками!
Выпалив это, он разбил свою тарелку об пол и загорланил:
Клянуся божьей кровью
Законов, короля,
И очага, и крова
Нет больше у меня!
И с верою Христовой
Давно простился я!
Тем временем Клопен Труйльфу успел закончить раздачу оружия. Он подошел к Гренгуару, – тот, положив ноги на каминную решетку, о чем-то думал.
– Дружище Пьер! О чем это ты, черт возьми, задумался? – спросил король Алтынный.
Гренгуар, грустно улыбаясь, обернулся к нему.
– Я люблю огонь, дорогой повелитель. Но не по той низменной причине, что он согревает нам ноги или варит нам суп, а за его искры. Иногда я провожу целые часы, глядя на них. Многое мне открывается в этих звездочках, усеивающих черную глубину очага. Эти звезды – тоже целые миры.
– Гром и молния! Хоть бы я что-нибудь понял! – воскликнул бродяга. Ты не знаешь, который час?
– Не знаю, – ответил Гренгуар.
Клопен подошел к египетскому герцогу.
– Дружище Матиас! Мы выбрали неподходящее время. Говорят, будто Людовик Одиннадцатый в Париже.
– Лишняя причина вырвать из его когтей нашу сестру, – ответил старый цыган.
– Ты рассуждаешь, как подобает мужчине, Матиас, – сказал король Арго. – К тому же мы быстро с этим управимся. В соборе нам нечего опасаться сопротивления. Каноники – зайцы, кроме того, сила за нами! Судейские попадут впросак, когда завтра придут за ней! Клянусь папскими кишками, я не хочу, чтобы они повесили эту хорошенькую девушку!
Клопен вышел из кабака.
А Жеан орал хриплым голосом:
– Я пью, я ем, я пьян, я сам Юпитер! Эй, Пьер Душегуб! Если ты еще раз посмотришь на меня такими глазами, то я собью тебе щелчками пыль с носа!
Гренгуар, потревоженный в своих размышлениях, стал наблюдать окружавшую буйную и крикливую толпу, бормоча сквозь зубы: Luxuriosa res vinum et tumultuosa ebrietas.[149 - От вина распутство и буйное веселье (лат.)] Как хорошо, что я не пью! Прекрасно сказано у святого Бенедикта: Vinum apostatare facit etiam sapientes![150 - Вино доводит до греха даже мудрецов! (лат.)]
В это время вернулся Клопен и крикнул громовым голосом:
– Полночь!