Пути отсюда до Батума – на 15 рублей с копейками. Вышли двадцать сюда телеграфом, а из Батума все тебе протелеграфирую. Распространяй по городу слухи, что я все еще нахожусь у одра тетеньки в Воронеже.
Твой вечно муж Федя.
Постскриптум: Относя письмо в почтовый ящик, у меня украли в номерах «Стоимость» пальто брата твоего булочника. Я в таком горе! Хорошо, что теперь лето. Ты брату ничего не говори.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Глава XXXVI
Изгнание из рая
Между тем как одни герои романа были убеждены в том, что время терпит, а другие полагали, что время не ждет,[431 - …одни герои романа были убеждены в том, что время терпит, а другие полагали, что время не ждет… – Литературная аллюзия: название одного из самых популярных в России романов Дж. Лондона о клондайкских золотоискателях и прозвище заглавного героя – «Время-не-ждет».] время шло обычным своим порядком. За пыльным московским маем пришел пыльный июнь, в уездном городе N автомобиль Г-1, повредившись на ухабе, стоял уже две недели на углу Старопанской площади и улицы имени тов. Губернского, время от времени заволакивая окрестность отчаянным дымом. Из Старгородского допра выходили поодиночке сконфуженные участники заговора «Меча и орала» – у них была взята подписка о невыезде. Вдова Грицацуева (знойная женщина, мечта поэта) возвратилась к своему бакалейному делу и была оштрафована на пятнадцать рублей за то, что не вывесила на видном месте прейскурант цен на мыло, перец, синьку и прочие мелочные то вары. Забывчивость, простительная женщине с большим сердцем!
За день до суда, назначенного на двадцать первое июня, кассир Асокин пришел к Агафону Шахову, сел на диван и заплакал. Писатель в купальном халате полулежал в кресле и курил самокрутку.
– Пропал я, Агафон Васильевич, – сказал кассир, – засудят меня теперь.
– Как же это тебя угораздило? – наставительно спросил Шахов.
– Из-за вас пропал, Агафон Васильевич.
– А я тут при чем, интересно знать?
– Смутили меня, товарищ Шахов. Клеветы про меня написали. Никогда я таким не был.
– Чего же тебе, дура, надо от меня?
– Ничего не надо. Только через вашу книгу я пропал. Завтра судить будут. А главное – место потерял. Куда теперь приткнешься?
– Неужели же моя книга так подействовала?
– Подействовала, Агафон Васильевич. Прямо так подействовала, что и сам не знаю, как случилось все.
– Замечательно! – воскликнул писатель.
Он был польщен. Никогда еще не видел он так ясно воздействия художественного слова на интеллект читателя. Жалко было лишь, что этот показательный случай останется неизвестным критике и читательской массе. Агафон запустил пальцы в свою котлетообразную бородку и задумался. Асокин выбирал слезу из глаза темным носовым платком.
– Вот что, братец, – вымолвил писатель задушевным голосом, – в чем, собственно, твое дело? Чего ты боишься? Украл? Да, украл.