–Не корысти ради…
– Багратион!
Отец Федор в страхе бежал, а инженер пошел в столовую и сел за гусика. Любимая птица произвела на Брунса благотворное действие. Он начал успокаиваться.
В тот момент, когда инженер, обмотав косточку папиросной бумагой, поднес гусиную ножку к розовому рту, в окне появилось умоляющее лицо отца Федора.
– Не корысти ради, – сказал мягкий голос. – Пятьдесят пять рублей.
Инженер, не оглядываясь, зарычал. Отец Федор исчез.
Весь день потом фигура отца Федора мелькала во всех концах дачи. То выбегала она из тени криптомерий, то возникала она в мандариновой роще, то перелетала через черный двор и, трепеща, уносилась к Ботаническому саду.
Инженер весь день призывал Мусика, жаловался на психа и на головную боль. В наступившей тьме время от времени раздавался голос отца Федора.
– Сто тридцать восемь! – кричал он откуда-то с неба.
А через минуту голос его приходил со стороны дачи Думбасова.
– Сто сорок один, – предлагал отец, – не корысти ради, господин Брунс, а токмо…
Наконец инженер не выдержал, вышел на середину веранды и, вглядываясь в темноту, начал размеренно кричать:
– Черт с вами! Двести рублей! Только отвяжитесь.
Послышался шорох потревоженных бамбуков, тихий стон и удаляющиеся шаги. Потом все смолкло.
В заливе барахтались звезды. Светляки догоняли отца Федора, кружились вокруг головы, обливая лицо его зеленоватым, медицинским светом.
– Ну и гусики теперь пошли! – пробормотал инженер, входя в комнаты.
Между тем отец Федор летел в последнем автобусе вдоль морского берега к Батуму. Под самым боком, со звуком перелистываемой книги, набегал легкий прибой, ветер ударял по лицу, и автомобильной сирене отвечало мяуканье шакалов.
В этот же вечер отец Федор отправил в город N жене своей Катерине Александровне такую телеграмму:
«Товар нашел вышли двести тридцать телеграфом продай что хочешь Федя».
Два дня он восторженно слонялся у Брунсовой дачи, издали раскланивался с Мусиком и даже время от времени оглашал тропические дали криками:
– Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя супруги!
На третий день деньги были получены с отчаянной телеграммой:
«Продала все осталась без одной копейки целую и жду Евстигнеев все обедает Катя».
Отец Федор пересчитал деньги, истово перекрестился, нанял фургон и поехал на Зеленый Мыс.
Погода была сумрачная. С турецкой границы ветер нагонял тучи. Чорох курился. Голубая прослойка в небе все уменьшалась. Шторм доходил до шести баллов. Было запрещено купаться и выходить в море на лодках. Гул и гром стояли над Батумом. Шторм тряс берега.
Достигши дачи инженера Брунса, отец Федор велел вознице-аджарцу в башлыке подождать и отправился за мебелью.
– Принес деньги я, – сказал отец Федор, – уступили бы малость.
– Мусик, – застонал инженер. – Я не могу больше.
– Да нет, я деньги принес, – заторопился отец Федор, – двести рублей. Как вы говорили.