Легенда об Уленшпигеле. Книга 2. стр.31
Принадлежал к католической партии, поддерживавшей испанцев (на стороне которых выступал и как военачальник).] овса предовольно, – отвечала дама.
Кухарка, бросив печку, побежала отворять ворота, Уленшпигель и Ламме въехали на ослах во двор, и во дворе ослы немедленно заревели.
– Это сигнал к принятию пищи, – заметил Уленшпигель. – Бедные ослики трубят свою радость.
Уленшпигель и Ламме спешились.
– Если бы ты была ослица, приглянулся бы тебе такой осел, как я? – спросил кухарку Уленшпигель.
– Если б я была женщиной, мне бы приглянулся веселый парень, – отвечала кухарка.
– Раз ты не женщина и не ослица, то кто же ты такая? – спросил Ламме.
– Я девушка, – отвечала кухарка, – а девушка – не женщина и не ослица. Понял, толстопузый?
– Не верь ей, – предостерег Ламме Уленшпигель, – она наполовину шлюшка и только наполовину девушка, да и из этой-то половины одна четвертинка равна двум дьяволицам. Ей за шашни уже уготовано место в аду – будет там на тюфячке ублажать Вельзевула.
– Насмешник! – сказала стряпуха. – Твоя грива, как погляжу на тебя, и на тюфяк-то не годится.
– А вот я бы тебя съел со всеми твоими кудряшками, – сказал Уленшпигель.
– Язык без костей! – вмешалась дама. – Неужели ты настолько жаден?
– Нет, – отвечал Уленшпигель, – одной такой, как вы, я бы удовольствовался.
– Прежде всего, – предложила дама, – выпей кружку bruinbier’a, скушай кусочек ветчинки, положи себе баранинки, отрежь кусок пирога да пожуй салату.
Уленшпигель сложил руки на груди.
– Ветчина – хорошая вещь, – сказал он, – bruinbier – божественный напиток; баранина – одно объеденье; когда режешь пирог – язык дрожит от восторга; сочный салат – это царская жвачка. Но блажен тот, кому вы подадите на ужин ваши прелести.
– Что он болтает! – воскликнула дама. – Сначала поешь, балаболка!
– А не прочитать ли нам прежде Benedicite[156 - «Благословите» – католическая молитва, которую читают перед едой (лат.).] ? – спросил Уленшпигель.
– Нет, – отвечала она.
– Мне есть хочется! – захныкал Ламме.
– Сейчас поешь, – сказала прекрасная дама, – у тебя одна еда на уме!
– Но только свежая, как моя жена, – добавил Ламме.
При слове «жена» кухарка насупилась. Как бы то ни было, Уленшпигель и Ламме наелись до отвала и здорово клюкнули. Вдобавок хозяйка ночью дала Уленшпигелю поужинать. И так продолжалось несколько дней кряду.
Ослики получали двойную порцию овса, а Ламме двойную порцию всех блюд. Целую неделю не вылезал он из кухни, но резвился только с кушаньями, а не со стряпухой, ибо все его мысли были заняты женой.
Девицу это злило, и она не раз уже намекала, что тем, дескать, кто помышляет только о своем брюхе, негоже бременить землю.
А Уленшпигель с хозяйкой жили дружно. Однажды она ему сказала:
– Ты дурно воспитан, Тиль. Кто ты таков?
– Меня прижила Удача со Счастливым случаем, – отвечал Уленшпигель.
Кухарка, бросив печку, побежала отворять ворота, Уленшпигель и Ламме въехали на ослах во двор, и во дворе ослы немедленно заревели.
– Это сигнал к принятию пищи, – заметил Уленшпигель. – Бедные ослики трубят свою радость.
Уленшпигель и Ламме спешились.
– Если бы ты была ослица, приглянулся бы тебе такой осел, как я? – спросил кухарку Уленшпигель.
– Если б я была женщиной, мне бы приглянулся веселый парень, – отвечала кухарка.
– Раз ты не женщина и не ослица, то кто же ты такая? – спросил Ламме.
– Я девушка, – отвечала кухарка, – а девушка – не женщина и не ослица. Понял, толстопузый?
– Не верь ей, – предостерег Ламме Уленшпигель, – она наполовину шлюшка и только наполовину девушка, да и из этой-то половины одна четвертинка равна двум дьяволицам. Ей за шашни уже уготовано место в аду – будет там на тюфячке ублажать Вельзевула.
– Насмешник! – сказала стряпуха. – Твоя грива, как погляжу на тебя, и на тюфяк-то не годится.
– А вот я бы тебя съел со всеми твоими кудряшками, – сказал Уленшпигель.
– Язык без костей! – вмешалась дама. – Неужели ты настолько жаден?
– Нет, – отвечал Уленшпигель, – одной такой, как вы, я бы удовольствовался.
– Прежде всего, – предложила дама, – выпей кружку bruinbier’a, скушай кусочек ветчинки, положи себе баранинки, отрежь кусок пирога да пожуй салату.
Уленшпигель сложил руки на груди.
– Ветчина – хорошая вещь, – сказал он, – bruinbier – божественный напиток; баранина – одно объеденье; когда режешь пирог – язык дрожит от восторга; сочный салат – это царская жвачка. Но блажен тот, кому вы подадите на ужин ваши прелести.
– Что он болтает! – воскликнула дама. – Сначала поешь, балаболка!
– А не прочитать ли нам прежде Benedicite[156 - «Благословите» – католическая молитва, которую читают перед едой (лат.).] ? – спросил Уленшпигель.
– Нет, – отвечала она.
– Мне есть хочется! – захныкал Ламме.
– Сейчас поешь, – сказала прекрасная дама, – у тебя одна еда на уме!
– Но только свежая, как моя жена, – добавил Ламме.
При слове «жена» кухарка насупилась. Как бы то ни было, Уленшпигель и Ламме наелись до отвала и здорово клюкнули. Вдобавок хозяйка ночью дала Уленшпигелю поужинать. И так продолжалось несколько дней кряду.
Ослики получали двойную порцию овса, а Ламме двойную порцию всех блюд. Целую неделю не вылезал он из кухни, но резвился только с кушаньями, а не со стряпухой, ибо все его мысли были заняты женой.
Девицу это злило, и она не раз уже намекала, что тем, дескать, кто помышляет только о своем брюхе, негоже бременить землю.
А Уленшпигель с хозяйкой жили дружно. Однажды она ему сказала:
– Ты дурно воспитан, Тиль. Кто ты таков?
– Меня прижила Удача со Счастливым случаем, – отвечал Уленшпигель.