Фуггеры ссужали деньгами римского папу и европейских монархов. Особенно крепки были связи Фуггеров с Габсбургами. «Ясно, как день, – писал Якоб Фуггер Карлу V, – что без моей помощи вы, ваше величество, не могли бы получить императорской римской короны». Займы испанским монархам доставили Фуггерам аренду половины земельных владений духовно-рыцарских орденов в стране, откупы рудников и государственных налогов, но впоследствии оказались причиной разорения Фуггеров (из-за неоднократных банкротств испанской казны). В XVII в. Фуггеры прекращают денежные операции и превращаются в крупных землевладельцев.] – бия себя в грудь, проговорил Уленшпигель.
– Прежде он был прям, словно древко алебарды, и хвастал этим. А теперь посмотрите, как его скрючила и согнула кара небесная.
– Confiteor! Сними с меня горб! – молил Уленшпигель.
– Да, – продолжал каноник, – да, великий подвижник, святой Ремакль, ты, после твоей славной кончины совершивший тридцать девять чудес, сними с этих плеч давящее их бремя, дабы мы могли возносить тебе хвалу во веки веков – in saecula saeculorum! И мир всем благонамеренным горбунам!
И тут горбуны заголосили хором:
– Да, да, мир всем благонамеренным горбунам! Не надо больше горбов, довольно уродств, будет с нас унижений! Освободи нас от горбов, святой Ремакль!
Каноник приказал Уленшпигелю сойти с гробницы и потереться горбом о плиту. Уленшпигель, исполняя его веление, все приговаривал:
– Меа culpa, confiteor, сними с меня горб!
Так он терся на совесть, у всех на виду.
А горбуны орали:
– Гляньте-ка, горб оседает! – Гляньте-ка, подается! – Справа идет на убыль! – Нет, он вдавится в грудь. Горбы не исчезают, они выходят из внутренностей и туда же уходят. – Нет, они опять попадают в желудок и восемьдесят дней подряд питают его. – Это дар святого избавленным от горбов. – Куда же деваются старые горбы?
Вдруг все горбуны дико закричали, ибо Уленшпигель что было мочи уперся в плиту, и горб его лопнул. Кровь проступила на куртке и потекла на пол. Уленшпигель выпрямился и, вытянув руки, воскликнул:
– Я исцелился!
А горбуны завопили:
– Святой Ремакль его благословил! К нему он милостив, к нам суров. – Сними с нас горбы, угодник Божий! – Жертвую тебе теленка! – А я – семь баранов! – А я – все, что настреляю за целый год! – А я – шесть окороков! – А я отдаю церкви мой домишко! – Сними с нас горбы, святой Ремакль!
Все они смотрели на Уленшпигеля со смешанным чувством зависти и почтения. Один из них решил пощупать, что у него там под курткой, но каноник сказал:
– Там рана, которую нельзя выставлять напоказ.
– Я буду за вас молиться, – сказал Уленшпигель.
– Помолись, богомолец! – все вдруг заговорили горбуны. – Помолись, выпрямленный! Мы над тобой насмехались. Прости нас – мы не ведали, что творили. Христос прощал на кресте, прости и ты нас!
– Прощаю, – милостиво изрек Уленшпигель.