Легенда об Уленшпигеле. Книга 3. стр.54
– Идите сюда. Вот тут готовые клетки и мышеловки, инструмент и медная проволока, чтобы чинить старые и делать новые. Клетки и мышеловки мне принес один из моих лазутчиков. Это по твоей части, Уленшпигель. А ты, Ламме, гляди сюда: вот небольшой горн и мех. Я дам тебе муки и масла – жарь heetekoek’и и oliekoek’и.
– Да он сам все съест! – ввернул Уленшпигель.
– Когда же мы приступим? – осведомился Ламме.
– Сначала вы поможете мне, – отвечал Вастеле, – ночку, а то и две со мной поработаете: у меня столько дела, что одному не управиться.
– Мне есть хочется, – объявил Ламме. – У тебя в доме ничего нет?
– Могу предложить хлеба и сыра, – отвечал Вастеле.
– Без масла? – спросил Ламме.
– Без масла, – отвечал Вастеле.
– А пиво и вино у тебя есть? – спросил Уленшпигель.
– Я непьющий, – отвечал Вастеле, – но, если хотите, я схожу in het Pelicaen[196 - Спелле – брабантский профос, прозванный за жестокость Красной Дубиной. За самоуправство и взяточничество был казнен.] и принесу вам – это тут близко.
– Сходи, – сказал Ламме, – и ветчинки заодно принеси.
– Ладно, принесу, – сказал Вастеле и с нескрываемым презрением посмотрел на Ламме.
Все же он принес им dobbeleclauwaert’у[197 - Конде, Луи де Бурбон (1530—1569) – французский принц, один из вождей гугенотов.] и ветчины. И Ламме в восторге ел за пятерых.
А потом спросил:
– Когда же мы начнем?
– Нынче ночью, – отвечал Вастеле. – Ты будешь в кузне. Работников моих тебе бояться нечего – они такие же реформаты, как и ты.
– А, вот это хорошо! – сказал Ламме.
Вечером, после сигнала к тушению огней, при затворенных дверях Вастеле с помощью Уленшпигеля и Ламме перетаскал из подвала в кузницу тяжелые тюки с оружием.
– Я должен починить двадцать аркебуз, наточить тридцать наконечников для копий и отлить полторы тысячи пуль, – сказал он. – Вот вы мне и подсобите.
– Я жалею, что у меня не четыре руки, – сказал Уленшпигель.
– Ничего, Ламме нам поможет, – сказал Вастеле.
– Помогу, – жалобным голосом отозвался Ламме, осоловевший от еды и питья.
– Ты будешь лить пули, – сказал Уленшпигель.
– Пули так пули, – повторил Ламме.
Ламме плавил свинец, отливал пули и бросал злобные взгляды на smitte Вастеле, который заставлял его бодрствовать, в то время как он клевал носом. Он отливал пули со сдержанной яростью; ему страх как хотелось вылить расплавленный свинец на голову кузнецу Вастеле. Все же он подавил в себе это желание. Но к полуночи, меж тем как smitte Вастеле с Уленшпигелем терпеливо полировали стволы аркебуз и точили наконечники для копий, у Ламме бешенство и усталость достигли крайней степени, и он свистящим от злости голосом повел такую речь:
– Посмотри на себя: ты худ, бледен и хил, а все оттого, что уж очень ты предан всяким принцам и сильным мира сего, уж очень ты для них стараешься, а о теле, о драгоценном теле своем, забываешь, не печешься о нем, пренебрегаешь им, и оно у тебя хиреет.