Убери свечи, проклятый палач!.. А он еще сильнее стал жечь... Деньги в сундуке с двойным дном, завернуты в шерстяную ткань, чтобы не слышно было звяканья, если кто-нибудь тряхнет сундук. Ну теперь я все сказал. Отведите меня от огня!
Его отвели от огня, и он злобно усмехнулся.
Судья спросил, чему он смеется.
– От радости, что больше не жжет, – отвечал рыбник.
Судья задал ему вопрос:
– Тебя никто не просил показать твою вафельницу с зубьями?
Рыбник же ему на это ответил так:
– У других точно такие же, только в моей дырочки, куда я ввинчивал железные зубья. На рассвете я их вынимал. Крестьяне охотней покупали вафли у меня, чем у других продавцов. Они их называют waefels met brabandsche knoopen (вафли с брабантскими пуговичками): когда зубьев нет, то от пустых углублений на вафлях остаются кружочки, похожие на пуговички.
А судья ему опять:
– Когда ты нападал на несчастные жертвы?
– И днем и ночью. Днем я со своей вафельницей обходил дюны, выходил на большие дороги и подстерегал прохожих, а уж по субботам всегда караулил, потому что в Брюгге большой базар в этот день. Если мимо меня шагал крестьянин и вид у него был мрачный, я его не трогал: коли крестьянин закручинился, значит, в кошельке у него отлив. Если же я видел веселого путника, то шел за ним по пятам, неожиданно бросался на него сзади, прокусывал затылок и отбирал кошелек. И так я грабил не только в дюнах, а и на всех дорогах и тропах.
Тут судья сказал ему:
– Кайся и молись Богу.
Но рыбник стал богохульствовать:
– Таким меня Господь Бог сотворил. Я не по своей воле так поступал – во мне говорила природа. Тигры свирепые, вы наказываете меня несправедливо! Не сжигайте меня – я не по своей воле так поступал! Сжальтесь надо мной – я беден и стар. Я все равно умру от ран. Не сжигайте меня!
Его привели под липу возле Vierschare, чтобы при народе объявить ему приговор.
И, как страшный злодей, разбойник и богохульник, он был приговорен к просверлению языка каленым железом, к отсечению правой руки и к сожжению на медленном огне у ворот ратуши.
А Тория кричала:
– Правосудие свершилось, теперь он заплатит за все!
А народ кричал:
– Lang leven de Heeren van de wet! (Да здравствуют господа судьи!)
Рыбника отвели в тюрьму, и там ему дали мяса и вина. И рыбник обрадовался – по его словам, он никогда еще так сладко не ел и не пил; король, мол, заберет себе все его достояние и потому может позволить себе роскошь в первый и последний раз угостить его на славу.
И, говоря это, рыбник горьким смехом смеялся.
Наутро его чуть свет вывели на казнь, и, увидев Уленшпигеля возле костра, он показал на него пальцем и крикнул:
– Его тоже надо казнить, как убийцу старика! Назад тому десять лет он тут, в Дамме, бросил меня в канал за то, что я донес на его отца. А донес я как верноподданный его католического величества.