– Зубоскал!
– Смеются удачливые, – бросает Уленшпигель.
А на мачтах развеваются вышитые хоругви католических церквей, и, одетые в бархат, в парчу, в шелк, в золотом и серебряном облачении, какое бывает на аббатах во время торжественных богослужений, в митрах и с посохами, попивая монастырское вино, стоят на вахте гёзы.
И как тут не подивиться, когда из богатых одежд высовывается грубая рука, привыкшая сжимать аркебузу или же арбалет, пику или же алебарду, и как тут не подивиться на всех этих людей с суровыми лицами, увешанных сверкающими на солнце пистолетами и ножами, пьющих из золотых чаш аббатское вино, которое ныне стало вином свободы!
И они пели, и они восклицали: «Да здравствует гёз», – и так они носились по океану и Шельде.
8
Гёзы, среди которых находились Ламме и Уленшпигель, взяли Хоркум[226 - ...Людвиг Нассауский, вознамерившись войти в Монс... – Город Монс, столица провинции Геннегау (Эно), 24 мая 1572 г. был взят Людвигом Нассауским, неожиданно появившимся под стенами города с отрядом французских гугенотов (в числе которых был и граф Шомон). Но дальнейшие планы Вильгельма Оранского и гугенотов осуществить не удалось. Людвиг был осажден в Монсе герцогом Альбой. Вильгельм Оранский двинулся на выручку, но бесчинства наемников лишили его поддержки населения, а надежды на помощь из Франции рассеялись после Варфоломеевской ночи. Прорвать блокаду Вильгельм не смог, 21 сентября Монс пал, а принц Оранский направился в северные провинции, где в руках восставших было уже более десяти городов.] . Командовал же ими военачальник Марин. Этот самый Марин, бывший плотинщик, отличался крайним высокомерием и самодовольством. Он подписал с защитником Хоркума Гаспаром Турком капитуляцию, дававшую право самому Гаспару Турку, монахам, горожанам и солдатам, засевшим в крепости, беспрепятственно выйти с мушкетом на плече, с пулей во рту и со всем, что можно унести на себе, за исключением церковного имущества, которое должно было отойти к осаждавшим.
Однако ж по приказу мессира де Люме военачальник Марин солдат и горожан выпустил, а девятнадцать монахов задержал.
– Слово солдата – закон, – сказал Уленшпигель. – Почему он не держит своего слова?
На это ему один старый гёз ответил так:
– Монахи – исчадья ада, проказа, губящая народ, позор для страны. С тех пор как сюда прибыл герцог Альба, они стали задирать нос в Хоркуме. Особливо один из них, иеромонах Николай, – спесивей павлина и кровожаднее тигра. Проходя по улице со святыми дарами, с облатками, которые изготовлялись на собачьем сале, он окидывал злобным взглядом те дома, откуда женщины не выходили преклонить колена, и потом доносил судье на всех, кто не склонялся перед идолом, сделанным из глины и золоченой меди. Другие монахи брали с него пример. Вот отчего в Хоркуме пылало столько костров, творились такие ужасы, чинились такие жестокие расправы.