Эх, бедняга, когда бы не Шельда.
– Ох, ох, ох! – вздохнул Уленшпигель. – Стало быть, такова наша горькая участь: слезы людей и насмешки судьбы.
Скрепленным смертью
И кровью,
Когда бы не Шельда, —
повторили насмешливо духи.
И тут чья-то сильная рука схватила Уленшпигеля и швырнула в пространство.
10
Когда Неле упала и протерла глаза, то она уже ничего не увидела, кроме солнца, встававшего в золотистом тумане, травы, тоже залитой золотом, и спящих чаек, оперение которых желтил солнечный луч. Но чайки скоро проснулись.
Устыдившись своей наготы, Неле быстро оделась и прикрыла Уленшпигеля. Она стала его трясти, но он лежал неподвижно, как мертвый. Ужас объял ее.
– Неужели я отравила моего любимого волшебным снадобьем? – воскликнула она. – Тогда мне лучше не жить на свете! Тиль! Тиль, проснись! Он холоден, как мрамор!
Уленшпигель не просыпался.
Он спал ночь, день и еще одну ночь. Неле, обезумев от горя, бодрствовала над любимым своим Уленшпигелем.
Утром Неле услышала звон колокольчика и увидела шедшего с лопатой крестьянина. За ним шли со свечами бургомистр, двое старшин, священник из села Ставениссе и псаломщик, державший над ним зонтик.
Направлялись они, по их словам, соборовать доблестного Якобсена, который страха ради примкнул было к гёзам, но, как скоро опасность миновала, вернулся умирать в лоно святой римско-католической церкви.
Они остановились возле плачущей Неле и распростертого на траве Уленшпигеля, которого Неле прикрыла его одеждой. Неле опустилась на колени.
– Что ты делаешь возле мертвого тела, девушка? – спросил бургомистр.
– Молюсь за моего милого – его убило молнией, – боясь поднять на бургомистра глаза, отвечала Неле. – Теперь я осталась одна в целом свете и тоже хочу умереть.
– Слава Богу! Гёз Уленшпигель умер! – задохнувшись от радости, воскликнул священник. – Рой скорее могилу, мужик, только, перед тем как опускать его, не забудь снять с него одежду.
– Нет, нет! – крикнула Неле и встала с колен. – Не снимайте с него одежду – ему будет холодно под землей!
– Рой могилу! – приказал священник крестьянину с лопатой.
– Ну что ж! – давая волю слезам, сказала Неле. – Червей здесь быть не может: почва песчаная, в ней много извести, и мой любимый останется невредим и прекрасен.
И тут она, как безумная, припала к Уленшпигелю и, рыдая, покрыла поцелуями и омочила слезами его тело.