Ты говоришь мне о форме правления? Но где та форма, которою ты доволен?
Ты говоришь мне о религиозном чувстве? Но смотри - черное платье твое опалено костром, на котором терзался брат твой; его стенания невольно вырываются из твоей гортани вместе с твоею сладкою речью.
Ты говоришь мне о фанатизме? Но смотри - душа твоя обратилась в паровую машину. Я вижу в тебе винты и колеса, но жизни не вижу!
Прочь, оглашенные! нечисты слова ваши: в них дышат темные страсти! Не вам оторваться от житейского праха, не вам проникнуть в глубину жизни! В пустыне души вашей веют тлетворные ветры, ходит черная язва и ни одного чувства не оставляет незараженным!
Не вам, дряхлые сыны дряхлых отцов, просветить ум наш. Мы знаем вас, как вы нас не знаете; мы в тишине наблюдали ваше рождение, ваши болезни - и предвидим вашу кончину; мы плакали и смеялись над вами, мы знаем ваше прошедшее ... но знаем ли свое будущее?" Читатель, вероятно, уже догадался, что все эти прекрасные вещи успели пробежать в голове Ростислава в тысячу раз скорее, нежели во сколько я мог рассказать их, - и действительно, они продолжались не более того промежутка, который бывает между двумя танцами. Два приятеля подошли к Ростиславу.
- Что ты нашел в этом окошке?
- О чем ты задумался? - спросили они.
- О судьбе человечества! - отвечал Ростислав важным голосом.
- Подумай лучше о судьбе нашего ужина, - возразил Виктор, - здесь танцевальные мученики затевают еще контраданс до ужина.
- До ужина? Злодеи!.. Слуга покорный!
- Поедем к Фаусту.
Надобно предуведомить благосклонного читателя, что Фаустом они называли одного из своих приятелей, который имел странное обыкновение держать у себя черную кошку, по нескольку дней сряду не брить бороды, рассматривать в микроскоп козявок, дуть в плавильную трубку, запирать дверь на крючок и по целым часам прилежно заниматься, кажется, обтачиванием ногтей, как говорят светские люди.
- К Фаусту? - отвечал Ростислав. - Прекрасно; он мне поможет разрешить задачу.
- Он нам даст ужинать.
- У него можно курить.
К ним присоединились еще несколько человек, и все вместе отправились к Фаусту.
Садясь в карету, Ростислав остановился на подножке.
- Послушайте, господа, - сказал он. - Ведь карета есть важное произведение просвещения?
- Какое тут просвещение! - закричали его нетерпеливые спутники. Двадцать градусов мороза: садись скорее!
Ростислав послушался, по продолжал: "Да! карета есть важное произведение искусства. Вы, укрываясь в ней от ветра, дождя и снега, верно никогда не думали, какие успехи в науках были необходимы для создания кареты!".
Сперва все захохотали, но потом, когда начали разбирать по частям это высокое произведение, то нашли, что для рессор надобно было взрывать рудники, для сукна - воспитать мериносов и изобресть ткацкий стан, для кожи - открыть свойства дубильного вещества, для красок - почти всю химию, для дерева - существовать мореплаванию, Коломбу открыть Америку, и проч. и проч.