Время не ослабило недоверия и неприязни Фэнни к некоторым из друзей мужа, а уж кого из них она не любила, так это Хенли, который, разумеется, не делал ничего, чтобы расположить ее в свою пользу. Хенли, как и его друг Стивенсон, был инвалид, но его уязвимым местом была нога, а не легкие, и, когда он пил, шумел, хохотал, не спал ночами, это не причиняло ему вреда. Понять то, что любые крайности были абсолютно противопоказаны болезненному, легко возбудимому, чрезмерно впечатлительному чахоточному Стивенсону, он не мог или не хотел. Фэнни правильно против всего этого восставала, но Хенли, безусловно, был самым близким по духу из всех литературных друзей Стивенсона, а отнюдь не завистником и предателем, каковым считала его Фэнни. Спору нет, возможно, уже в 1884 году он возмущался «вероотступничеством» Луиса, которое видел в его якобы стремлении к респектабельности и интересе к «Краткому катехизису» и приписывал все это враждебному воздействию Фэнни.
Родной сын Фэнни Ллойд запечатлел для нас образ Хенли тех лет, его энергию и жизнелюбие, и мы легко можем понять, почему тот привлекал Стивенсона и оказывал на него такое влияние.
«Он был первым взрослым, которого я называл просто по имени, первым человеком, дружбы которого я домогался и добился. Массивный, широкоплечий, темпераментный мужчина с густой рыжей бородой и костылем; общительный, веселый, удивительно умный, с громким, раскатистым смехом. Второго такого, как Уильям Эрнест Хенли, не было и нет. Трудно вообразить его пыл и энергию – они просто сшибали вас с ног; трудно найти слова, чтобы описать присущий ему дар вселять бодрость во всех, кто с ним общался, заражать своей верой в собственные силы и в самого себя…»
Нечего удивляться, что Фэнни видела в нем угрозу как здоровью Луиса, так и своей власти над ним. Если бы у Стивенсона появилась энергичная, еще не старая теща, обожающая Фэнни и считающая зятя малоудачным приобретением, он бы испытывал к ней те же чувства, которые Фэнни питала к Хенли. Полностью забывая о том, что Хенли способствовал материальному успеху Луиса, действуя в качестве его дарового агента, – достаточно указать хотя бы на сто фунтов аванса за «Остров сокровищ», – она, естественно, возмущалась, когда Луис давал ему деньги.
Ясно, что, когда в «Солитюд» появился этот колосс вместе со стряпчим, который тоже был приличных размеров, шале стало походить на настоящий кукольный домик. Кто бы из них троих – Хенли, Стивенсон или Бэкстер – ни предложил поехать в Ниццу, Фэнни не без основания полагала, что идея исходит от Хенли. Хотя в законном стремлении помочь мужу Фэнни, пессимистка, как большинство людей, живущих с оптимистами, и переоценивала свои способности, что сказывалось в недостаточно критическом отношении к медицинским «советам», которые печатались в «Ланцете», она все же была абсолютно права, когда не пускала к Луису простуженных людей и считала, что при его состоянии здоровья не следует ехать в Ниццу в компании с двумя любителями поговорить и выпить.