Перед тем как уйти, он еще задержался, и, отведя Виниция в сторону, стал ему шептать:
— Я никому не обмолвлюсь о нашем замысле, господин, даже матери, но апостол Петр обещал из амфитеатра прийти к нам, и ему я расскажу все.
— В этом доме ты можешь говорить громко, — ответил Виниций. — Апостол Петр был в амфитеатре вместе с людьми Петрония. Впрочем, я сам пойду с тобою.
И он велел подать себе плащ раба, после чего оба ушли.
Петроний глубоко вздохнул.
«Прежде я хотел, — подумал он, — чтобы она от этой лихорадки умерла, потому что для Виниция это было бы еще не самым страшным. Но теперь я готов пожертвовать Эскулапу золотой треножник ради ее выздоровления. Ах ты, Агенобарб, ты хочешь устроить себе забаву, поглядеть на страдания влюбленного! Ты, Августа, сперва завидовала красоте этой девушки, а ныне живьем бы ее съела из-за того, что погиб твой Руфий! Ты, Тигеллин, хочешь ее погубить назло мне! Посмотрим! Говорю вам, глаза ваши не увидят ее на арене — если только я не умру, я вырву ее у вас, как из собачьей пасти! И вырву так, что вы даже знать не будете, а потом, всякий раз, как на вас гляну, буду думать: вот дураки, которых Петроний надул».
И, довольный собою, он направился в триклиний, где вместе с Эвникой принялся за ужин. Лектор читал им в это время идиллии Феокрита[408 - Феокрит из Сиракуз (1-я пол. III в. до н.э.) — основатель жанра буколической поэзии. Идиллия у Феокрита — небольшое стихотворение, преимущественно на пастушескую (буколическую) тему.]. Снаружи ветер нагнал туч со стороны Соракта, и внезапная гроза нарушила тишину теплой летней ночи. Раскаты грома то и дело грохотали над семью холмами, а Петроний с Эвникой на своих ложах у стола слушали идиллического поэта, который напевным дорическим слогом[409 - Язык произведений Феокрита подражает распространенному в Южной Италии и Сицилии дорическому диалекту греческого языка. По одной из версий мифа, Геркулес, чтобы избавиться от страданий, причиняемых ему отравленным хитоном, отправился на гору.] живописал пастушескую любовь, и, умиротворенные, готовились к безмятежному отдыху.
Однако еще до их отхода ко сну возвратился Виниций. Узнав о его приходе, Петроний вышел к нему.
— Ну как? — спросил Петроний. — Не придумали чего-нибудь нового? А Назарий уже пошел в тюрьму?
— Да, пошел, — отвечал молодой трибун, приглаживая мокрые от дождя волосы. — Назарий пошел договариваться со стражами, а я видел Петра, и он велел мне молиться и надеяться.
— Ну и превосходно. Если все пойдет гладко, следующей ночью можно будет ее вынести.
— Арендатор со своими людьми должен прибыть на рассвете.
— Да, дорога не дальняя. Теперь ты отдохни.
Но Виниций в своем кубикуле опустился на колени и начал молиться.
На заре приехал из-под Кориол арендатор Нигер, который, по распоряжению Виниция, доставил мулов, носилки и четырех надежных молодцов, отобранных из британских рабов, — правда, рабов он предусмотрительно оставил на постоялом дворе в Субуре.
