Александр Твардовский. На Днепре

   За рекой еще Угрою,
   Что осталась позади,
   Генерал сказал герою:
   – Нам с тобою по пути…
 
   Вот, казалось, парню счастье,
   Наступать расчет прямой:
   Со своей гвардейской частью
   На войне придет домой.
 
   Но едва ль уже мой Теркин,
   Жизнью тертый человек,
   При девчонках на вечерке
   Помышлял курить «Казбек»…
 
   Все же с каждым переходом,
   С каждым днем, что ближе к ней,
   Сторона, откуда родом,
   Земляку была больней.
 
   И в пути, в горячке боя,
   На привале и во сне
   В нем жила сама собою
   Речь к родимой стороне:
 
   – Мать-земля моя родная,
   Сторона моя лесная,
   Приднепровский отчий край,
   Здравствуй, сына привечай!
 
   Здравствуй, пестрая осинка,
   Ранней осени краса,
   Здравствуй, Ельня, здравствуй, Глинка,
   Здравствуй, речка Лучеса…
 
   Мать-земля моя родная,
   Я твою изведал власть,
   Как душа моя больная
   Издали к тебе рвалась!
 
   Я загнул такого крюку,
   Я прошел такую даль,
   И видал такую муку,
   И такую знал печаль!
 
   Мать-земля моя родная,
   Дымный дедовский большак,
   Я про то не вспоминаю,
   Не хвалюсь, а только так!..
 
   Я иду к тебе с востока,
   Я тот самый, не иной.
   Ты взгляни, вздохни глубоко,
   Встреться наново со мной.
 
   Мать-земля моя родная,
   Ради радостного дня
   Ты прости, за что – не знаю,
   Только ты прости меня!..
 
   Так в пути, в горячке боя,
   В суете хлопот и встреч
   В нем жила сама собою
   Эта песня или речь.
 
   Но война – ей все едино,
   Все – хорошие края:
   Что Кавказ, что Украина,
   Что Смоленщина твоя.
 
   Через реки и речонки,
   По мостам, и вплавь, и вброд,
   Мимо, мимо той сторонки
   Шла дивизия вперед.
 
   А левее той порою,
   Ранней осенью сухой,
   Занимал село героя
   Генерал совсем другой…
 
   Фронт полнел, как половодье,
   Вширь и вдаль. К Днепру, к Днепру
   Кони шли, прося поводья,
   Как с дороги ко двору.
 
   И в пыли, рябой от пота,
   Фронтовой смеялся люд:
   Хорошо идет пехота.
   Раз колеса отстают.
 
   Нипочем, что уставали
   По пути к большой реке
   Так, что ложку на привале
   Не могли держать в руке.
 
   Вновь сильны святым порывом,
   Шли вперед своим путем,
   Со страдальчески-счастливым,
   От жары открытым ртом.
 
   Слева наши, справа наши,
   Не отстать бы на ходу.
   – Немец кухни с теплой кашей
   Второпях забыл в саду.
 
   – Подпереть его да в воду.
   – Занял берег, сукин сын!
   – Говорят, уж занял с ходу
   Населенный пункт Берлин…
 
   Золотое бабье лето
   Оставляя за собой,
   Шли войска – и вдруг с рассвета
   Наступил днепровский бой…
 
   Может быть, в иные годы,
   Очищая русла рек,
   Все, что скрыли эти воды,
   Вновь увидит человек.
 
   Обнаружит в илах сонных,
   Извлечет из рыбьей мглы,
   Как стволы дубов мореных,
   Орудийные стволы;
 
   Русский танк с немецким в паре,
   Что нашли один конец,
   И обоих полушарий
   Сталь, резину и свинец;
 
   Хлам войны – понтона днище,
   Трос, оборванный в песке,
   И топор без топорища,
   Что сапер держал в руке.
 
   Может быть, куда как пуще
   И об этом топоре
   Скажет кто-нибудь в грядущей
   Громкой песне о Днепре;
 
   О страде неимоверной
   Кровью памятного дня.
 
   Но о чем-нибудь, наверно,
   Он не скажет за меня.
 
   Пусть не мне еще с задачей
   Было сладить. Не беда.
   В чем-то я его богаче, –
   Я ступал в тот след горячий,
   Я там был. Я жил тогда…
 
   Если с грузом многотонным
   Отстают грузовики,
   И когда-то мост понтонный
   Доберется до реки, –
 
   Под огнем не ждет пехота,
   Уставной держась статьи,
   За паром идут ворота;
   Доски, бревна – за ладьи.
 
   К ночи будут переправы,
   В срок поднимутся мосты,
   А ребятам берег правый
   Свесил на воду кусты.
 
   Подплывай, хватай за гриву.
   Словно доброго коня.
   Передышка под обрывом
   И защита от огня.
 
   Не беда, что с гимнастерки,
   Со всего ручьем течет…
   Точно так Василий Теркин
   И вступил на берег тот.
 
   На заре туман кудлатый,
   Спутав дымы и дымки,
   В берегах сползал куда-то,
   Как река поверх реки.,
 
   И еще в разгаре боя,
   Нынче, может быть, вот-вот,
   Вместе с берегом, с землею
   Будет в воду сброшен взвод.
 
   Впрочем, всякое привычно, –
   Срок войны, что жизни век.
   От заставы пограничной
   До Москвы-реки столичной
   И обратно – столько рек!
 
   Вот уже боец последний
   Вылезает на песок
   И жует сухарь немедля,
   Потому – в Днепре намок,
 
   Мокрый сам, шуршит штанами.
   Ничего! – На то десант.
   – Наступаем. Днепр за нами,
   А, товарищ лейтенант?..
 
   Бой гремел за переправу,
   А внизу, южнее чуть –
   Немцы с левого на правый,
   Запоздав, держали путь.
 
   Но уже не разминуться,
   Теркин строго говорит:
   – Пусть на левом в плен сдаются,
   Здесь пока прием закрыт,
 
   А на левом с ходу, с ходу
   Подоспевшие штыки
   Их толкали в воду, в воду,
   А вода себе теки…
 
   И еще меж берегами
   Без разбору, наугад
   Бомбы сваи помогали
   Загонять, стелить накат…
 
   Но уже из погребушек,
   Из кустов, лесных берлог
   Шел народ – родные души –
   По обочинам дорог…
 
   К штабу на берег восточный
   Плелся стежкой, стороной
   Некий немец беспорточный,
   Веселя народ честной.
 
   – С переправы?
   – С переправы.
   Только-только из Днепра.
   – Плавал, значит?
   – Плавал, дьявол,
   Потому – пришла жара…
   – Сытый, черт!
   Чистопородный.
   – В плен спешит, как на привал…
 
   Но уже любимец взводный –
   Теркин, в шутки не встревал.
   Он курил, смотрел нестрого,
   Думой занятый своей.
   За спиной его дорога
   Много раз была длинней.
   И молчал он не в обиде,
   Не кому-нибудь в упрек, –
   Просто, больше знал и видел,
   Потерял и уберег…
 
   – Мать-земля моя родная,
   Вся смоленская родня,
   Ты прости, за что – не знаю,
   Только ты прости меня!
 
   Не в плену тебя жестоком,
   По дороге фронтовой,
   А в родном тылу глубоком
   Оставляет Теркин твой.
   Минул срок годины горькой,
   Не воротится назад.
 
   – Что ж ты, брат, Василий Теркин,
   Плачешь вроде?..
   – Виноват…