- Дети девятнадцатого века и их родители… - начал было опять генерал.
- Настасья Филипповна! Отпустите, пожалуста, Ардалиона Александровича на одну минуту, его спрашивают, - громко сказала Нина Александровна.
- Отпустить! Помилуйте, я так много слышала, так давно желала видеть! И какие у него дела? Ведь он в отставке? Вы не оставите меня, генерал, не уйдете?
- Я даю вам слово, что он приедет к вам сам, но теперь он нуждается в отдыхе.
- Ардалион Александрович, говорят, что вы нуждаетесь в отдыхе! - вскрикнула Настасья Филипповна с недовольною и брезгливою гримаской, точно ветреная дурочка, у которой отнимают игрушку.
Генерал как раз постарался еще более одурачить свое положение.
- Друг мой! Друг мой! - укорительно произнес он, торжественно обращаясь к жене и положа руку на сердце.
- Вы не уйдете отсюда, маменька? - громко спросила Варя.
- Нет, Варя, я досижу до конца.
Настасья Филипповна не могла не слышать вопроса и ответа, но веселость ее оттого как будто еще увеличилась. Она тотчас же снова засыпала генерала вопросами, и через пять минут генерал был в самом торжественном настроении и ораторствовал при громком смехе присутствующих.
Коля дернул князя за фалду.
- Да уведите хоть вы его как-нибудь! Нельзя ли? Пожалуста! - И у бедного мальчика даже слезы негодования горели на глазах. - О, проклятый Ганька! - прибавил он про себя.
- С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, - разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. - Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин, сына которого я обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и пулей, другой перед вами и еще борется с клеветами и пулями…
- С пулями! - вскричала Настасья Филипповна.
- Они здесь, в груди моей, а получены под Карсом, и в дурную погоду я их ощущаю. Во всех других отношениях живу философом, хожу, гуляю, играю в моем кафе, как удалившийся от дел буржуа, в шашки и читаю Indйpendance. Но с нашим Портосом, Епанчиным, после третьягодней истории на железной дороге по поводу болонки, покончено мною окончательно.
- Болонки! Это что же такое? - с особенным любопытством спросила Настасья Филипповна. - С болонкой? Позвольте, и на железной дороге!.. - как бы припоминала она.
- О, глупая история, не стоит и повторять: из-за гувернантки княгини Белоконской, мистрис Шмидт, но… не стоит и повторять.
- Да непременно же расскажите! - весело воскликнула Настасья Филипповна.
- И я еще не слыхал! - заметил Фердыщенко: - c'est du nouveau.
- Ардалион Александрович! - раздался опять умоляющий голос Нины Александровны.
- Папенька, вас спрашивают, - крикнул Коля.
