С князем происходило то же, что часто бывает в подобных случаях с слишком застенчивыми людьми: он до того застыдился чужого поступка, до того ему стало стыдно за своих гостей, что в первое мгновение он и поглядеть на них боялся. Птицын, Варя, Ганя, даже Лебедев, - все имели как бы несколько сконфуженный вид. Страннее всего, что Ипполит и "сын Павлищева" были тоже как бы чем-то изумлены; племянник Лебедева был тоже видимо недоволен. Один боксер сидел совершенно спокойный, покручивая усы, с видом важным и несколько опустив глаза, но не от смущения, а, напротив, казалось, как бы из благородной скромности и от слишком очевидного торжества. По всему видно было, что статья ему чрезвычайно нравится.
- Это чорт знает что такое, - проворчал вполголоса Иван Федорович. - точно пятьдесят лакеев вместе собирались сочинять и сочинили.
- А па-азвольте спросить, милостивый государь, как можете вы оскорблять подобными предположениями? - заявил и весь затрепетал Ипполит.
- Это, это, это для благородного человека… согласитесь сами, генерал, если благородный человек, то это уж оскорбительно! - проворчал боксер, тоже вдруг с чего-то встрепенувшись, покручивая усы и подергивая плечами и корпусом.
- Во-первых, я вам не "милостивый государь", а во-вторых, я вам никакого обќяснения давать не намерен, - резко ответил ужасно разгорячившийся Иван Федорович, встал с места и, не говоря ни слова, отошел к выходу с террасы и стал на верхней ступеньке, спиной к публике, - в величайшем негодовании на Лизавету Прокофьевну, даже и теперь не думавшую трогаться с своего места.
- Господа, господа, позвольте же наконец, господа, говорить, - в тоске и в волнении восклицал князь, - и сделайте одолжение, будемте говорить так, чтобы понимать друг друга. Я ничего, господа, на счет статьи, пускай, только ведь это, господа, все неправда, что в статье напечатано; я потому говорю, что вы сами это знаете; даже стыдно. Так что я решительно удивляюсь, если это из вас кто-нибудь написал.
- Я ничего до этой самой минуты не знал про эту статью, - заявил Ипполит; - я не одобряю эту статью.
- Я хотя и знал, что она написана, но… я тоже не советовал бы печатать, потому что рано, - прибавил племянник Лебедева.
- Я знал, но я имею право… я… - забормотал "сын Павлищева".
- Как! Вы сами все это сочинили? - спросил князь, с любопытством смотря на Бурдовского: - да быть же не может!
- Можно однако же и не признавать вашего права к подобным вопросам, - вступился племянник Лебедева.
- Я ведь только удивился, что г. Бурдовскому удалось… но… я хочу сказать, что если вы уже предали это дело гласности, то почему же вы давеча так обиделись, когда я при друзьях моих об этом же деле заговорил?
- Наконец-то! - пробормотала в негодовании Лизавета Прокофьевна.