женщина.
- Бог видит, Аглая, чтобы возвратить ей спокойствие и сделать ее счастливою, я отдал бы жизнь мою, но… я уже не могу любить ее, и она это знает!
- Так пожертвуйте собой, это же так к вам идет! Вы ведь такой великий благотворитель. И не говорите мне "Аглая"… Вы и давеча сказали мне просто: "Аглая"… Вы должны, вы обязаны воскресить ее, вы должны уехать с ней опять, чтоб умирять и успокоивать ее сердце. Да ведь вы же ее и любите!
- Я не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь хочу. Но я знаю наверно, что она со мной погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее видеть сегодня в семь часов; я, может быть, не пойду теперь. В своей гордости она никогда не простит мне любви моей, - и мы оба погибнем! Это неестественно, но тут все неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть такая любовь, после того что я уже вытерпел! Нет, тут другое, а не любовь!
- Как вы побледнели! - испугалась вдруг Аглая.
- Ничего; я мало спал; ослаб, я… мы действительно про вас говорили тогда, Аглая…
- Так это правда? Вы действительно могли с нею обо мне говорить и… и как могли вы меня полюбить, когда всего один раз меня видели?
- Я не знаю как. В моем тогдашнем мраке мне мечталась… мерещилась, может быть, новая заря. Я не знаю, как подумал о вас об первой. Я правду вам тогда написал, что не знаю. Все это была только мечта от тогдашнего ужаса… Я потом стал заниматься; я три года бы сюда не приехал…
- Стало быть, приехали для нее?
И что-то задрожало в голосе Аглаи.
- Да, для нее.
Прошло минуты две мрачного молчания с обеих сторон. Аглая поднялась с места.
- Если вы говорите, - начала она нетвердым голосом, - если вы, сами верите, что эта… ваша женщина… безумная, то мне ведь дела нет до ее безумных фантазий… Прошу вас, Лев Николаич, взять эти три письма и бросить ей от меня! И если она, - вскричала вдруг Аглая, - если она осмелится еще раз мне прислать одну строчку, то скажите ей, что я пожалуюсь отцу и что ее сведут в смирительный дом…
Князь вскочил и в испуге смотрел на внезапную ярость Аглаи; и вдруг как бы туман упал пред ним…
- Вы не можете так чувствовать… это неправда! - бормотал он.
- Это правда! правда! - вскрикивала Аглая, почти не помня себя.
- Что такое правда? Какая правда? - раздался подле них испуганный голос.
Пред ними стояла Лизавета Прокофьевна.
- То правда, что я за Гаврилу Ардалионовича замуж иду! Что я Гаврилу Ардалионовича люблю и бегу с ним завтра же из дому! - набросилась на нее Аглая. - Слышали вы? Удовлетворено ваше любопытство? Довольны вы этим?
И она побежала домой.
- Нет, уж вы, батюшка, теперь не уходите, - остановила князя Лизавета Прокофьевна, - сделайте одолжение, пожалуйте ко мне объясниться… Что же это за мука такая, я и так всю ночь не спала…
Князь пошел за нею.
IX.
Войдя в свой дом, Лизавета Прокофьевна
